Джон Норман - Мечники Гора

— В любом случае, — пожал я плечами, — она твоя.

— Моя? — неуверенно произнёс Пертинакс.

— Ну да, — подтвердил я.

— И что я буду делать с рабыней? — озадаченно спросил Пертинакс.

Рабыня ошарашено уставилась на него. Он что действительно не знает, что надо делать с рабыней?

— Ты, Сесилия, — сообщил я, — будешь первой девкой.

— Но она же тоже варварка! — возмутилась бывшая Леди Серизия. — Я это вижу.

— Жизнь — штука тяжёлая, — усмехнулся я.

Я был более чем уверен в Сесилии, в том, что она будет доброй, понимающей, тактичной и справедливой первой рабыней, что она будет справедливо делить работы, не будет плохо относиться с зависимой и низшей и так далее. Правда я не был столь же уверен в том, что у неё получится поддерживать соответствующую дисциплину. Однако нужно было ввести определённую иерархию среди рабынь, подкреплённую властью рабовладельца. Если этого не сделать, то обычно дом превращается в хаос, постепенно захватывающий конуры, кухню, сад и распространяющийся далее.

— Посмотри на неё, — призвал я Пертинакса, а потом, повернувшись к рабыне, бросил: — Опусти голову. Посмотри за эту холёную, уязвимую маленькую самочку. Я дарю её тебе, как твоё животное. Присмотрись внимательно к её рабским формам. Конечно, она ещё сырая и молодая, но у неё есть обещания ошейника. Подумай, чего бы Ты хотел ожидать от неё. Представь себе её облизывающей и целующей твои ноги. Представь, как она извивается на мехах, стенает и просит о большем. Должен ли я полагать, что Ты действительно не знаешь, что следует делать с рабыней?

— Возможно, Господин, — вмешалась Сесилия, — он предпочёл бы другую рабыню.

— Нет! — внезапно вскинулся Пертинакс, и тут же смущённо опустил глаза в пол.

— Другая рабыня, — напомнил я Сесилии, — уже принадлежит.

— Не знаю, о чём вы тут говорите, — буркнул Пертинакс.

— Ты ходил в стойла навестить Сару? — поинтересовался я.

— Нет! — топливо ответил он.

— Тебе могло бы понравиться видеть её голой стойловой шлюхой, — заметил я.

— Конечно, нет, — сказал мужчина.

— Уверен, что кое-кому из тех, кто знал её на Земле, это бы понравилось, — предположил я.

— Возможно, — проворчал он.

— А может быть и тебе тоже, — добавил я.

— Возможно, — пожал плечами Пертинакс.

— На неё стоит посмотреть, — сказал я.

— Понимаю, — кивнул он.

— А из того, что понимаю я, рабство стойловой шлюхи, является именно тем, которого она заслужила, самым подходящим и превосходным рабством для неё.

— Несомненно, — не стал спорить мужчина.

— Конечно, из неё получится соблазнительная маленькая рабыня, — усмехнулся я.

— Несомненно, — буркнул Пертинакс, краснея.

— Ты ведь передала Пертинаксу, я надеюсь, спустя три дня, — обратился я к Сесилии, — просьбу рабыни Сару, чтобы он пришёл повидать её?

— Да, Господин, — ответила она. — Но я не думаю, что он это сделал. И Вы запретили мне сообщать рабыне о чем-то из этого.

— Ты понятно объяснила настойчивость просьбы рабыни? — уточнил я.

— Да, Господин, — поспешила заверить меня брюнетка, — и я даже просила его согласиться принять её прошение.

— Ты — добросердечная рабыня, — похвалил я Сесилию, — раз сочувствовала страданиям другой рабыни и просила за неё.

Девушка склонила голову.

— Но он отказался это сделать, не так ли? — спросил я.

— Да, Господин.

— Уверен, — сказал я, уже обращаясь к Пертинаксу, — что на Земле, в ваших офисах, или, где бы то ни было, Ты представлял прежнюю Мисс Вентворт голой в ошейнике, или на твоём поводке, или связанной у твоих ног или что-нибудь ещё в таком роде.

— Я гнал от себя такие мысли, — объяснил он.

— Но они у тебя были, разве я не прав? — осведомился я.

— Да! — сердито буркнул Пертинакс.

— Это хорошо, — заверил его я. — Значит, у тебя было всё в порядке с жизненной энергией, с твоими желаниями и крепостью твоего здоровья.

— Она никчёмная и я ненавижу её, — заявил он.

— В действительности, не такая уж она и никчёмная, — заметил я. — Теперь она — рабыня, и чего-то да стоит, даже если всего лишь несколько медных тарсков. Это когда она была свободной женщиной, озабоченной тем, чтобы быть бесценной, вот тогда она была никчёмной.

— Я ненавижу её, — раздражённо повторил мужчина.

Признаться, мне его страстность показалась интересной.

— Я могу говорить, Господин? — спросила Сесилия.

— Конечно, — разрешил я.

— Господин Пертинакс, — обратилась она к нашему товарищу, — рабыня Сару отчаянно взывает к вашему вниманию. Вы — её единственная связь с её прошлой жизнью. Вы должны понять, насколько это для неё важно и насколько драгоценно. За что ещё в этом опасном мире, кажущемся ей настолько суровым и странным, она могла бы зацепиться? Кто ещё сможет понять её, кто ещё знает, откуда она прибыла, и что с ней было сделано? С кем ещё здесь она могла бы поговорить и надеяться, что сможет разделить свои мысли или страхи?

— Она могла поговорить с тарларионом, — проворчал Пертинакс, и Сесилия не нашла что можно было на это сказать. — Она — хитра и умна. Слеза, дрожащая губа, жалобная, запинающаяся речь, и я снова буду её.

— Тогда Ты действительно не понимаешь, что она уже рабыня, — хмыкнул я.

— Она никогда не относилась по человечески ни ко мне, ни к другим, — раздражённо буркнул он.

— Пожалейте её, — попросила Сесилия. — Она — теперь всего лишь беспомощная, испуганная рабыня! Она полностью во власти любого свободного человека! Неужели вам совсем не жаль её?

— Я начал понимать мужественность, — заявил Пертинакс. — И я не собираюсь сдавать этого.

— Рабыня, правильно обработанная и хорошо покорённая, — заметил я, — не приводит к сдаче мужественности, наоборот, она гарантирует её триумф.

— И у ног господина, — тихонько добавила Сесилия, — рабыня находит себя.

— Я ненавижу её! — крикнул Пертинакс.

— А она хочет быть в ваших руках, — вздохнула Сесилия.

— Чушь, — недовольно бросил Пертинакс.

— В её животе зажгли и раздули рабские огни, — объяснил я. — Она теперь нуждается в мужчинах так, как только рабыня может нуждаться в мужчинах. Но это именно тебе она хочет служить.

— Служить? — усмехнулся он.

— Да, — развёл я руками.

— Она хочет быть в ваших руках, Господин, — поддержала меня Сесилия.

— О, да, — засмеялся Пертинакс, — что угодно, только бы избежать стойл и ошейника! Неужели вы думаете, что ради этого она не пошла бы на любую жертву? Даже стать тем, что она до настоящего времени больше всего презирала, женой или компаньонкой!

— Нет, Господин, — сказала Сесилия. — Она хочет быть в ваших руках совсем иначе. Не как жена или компаньона, а как рабыня.

— Ерунда, — стоял на своём Пертинакс.

— Не забывай, — напомнил я, — что в её соблазнительном, уязвимом животе были разожжены рабские огни. С того момента как только это произошло, женщина может быть только рабыней.