Джон Норман - Приз Гора

Едва оказавшись в желанной прохладе здания, Барзак небрежно повернул её к себе спиной и коротким шнуром плотно стянул ей руки и, придерживая за плечо, отвёл в комнату. Внутри мужчина, прислонил её грудью к стене и, подняв её, согнутую в колене, ногу, положил её щиколоткой на маленькую наковальню. Затем он с помощью молотка и клина, ловко, всего тремя ударами, разомкнул и растянул браслет на её лодыжке и снял его с её ноги. После этого, Барзак поставил рабыню на колени перед наковальней и толкнул её голову вниз. Чтобы снять тяжёлый ошейник, ему пришлось расстегнуть ремешок капюшона, и стянуть его на несколько дюймов, однако, не сняв достаточно для того, чтобы могла хоть что-то смогла увидеть. Стоявшая на коленях Эллен отчаянно задрожала от страха, почувствовав под своей шеей холодный металл наковальни. Но Барзак умело и быстро избавил её от ошейника. Звон бойка молотка бьющего по клину был громким, пугающим, и девушка испуганно замерла, боясь даже пошевелиться. Один неточный удар молотка и, она не сомневалась, что её голова или горло, будут проломлены так же легко, как разбилось бы оброненное на пол яйцо.

Зато как хорошо и легко почувствовала она себя, перестав ощущать на своём горле тяжесть этого ошейника!

Капюшон немедленно был сдёрнут вниз полностью, ремешок затянут, пряжка застёгнута.

Закончив, Барзак вздёрнул её на ноги и поставил к себе лицом. Внезапно Эллен почувствовала что взлетела вверх, и сразу в живот ей упёрлось твёрдое плечо, тело перегнулось и она повила головой вниз. Потом началось движение. Нетрудно догадаться, что мужчина понёс её к входу из подвала. Пара моментов и её, беспомощно связанную, головой назад, как принято носить рабынь, вынесли на солнечный свет. Ещё несколько шагов по ступеням и Барзак скинул рабыню с плеча, поставив на колени, на грубую поверхность полки, скорее всего, как предположила Эллен перед самым краем.

Она в испуге принялась выкручивать свои тонкие запястья из стягивавших их шнуров. Её борьба, и она это знала, была бесполезна, но в том состоянии, в каком она была, Эллен ничего не могла поделать с собой. И в конечном итоге, она убедилась, что в верёвках она столь же беспомощна, как была прежде в цепях.

Она на какое-то время замерла стоя на коленях, изумлённая, беспомощная в темноте капюшона, потерянная в беспорядке её разбегавшихся мыслей. Ей внезапно показалось, что вместе с тяжелым ошейником и цепями она лишилась некой безопасности. Ни одна из других рабынь так и не решилась заговорить с нею, возможно, потому что рядом были мужчины, но Эллен не знала, так ли это на самом деле или нет.

Потом она почувствовала, что её подняли с полки, по-видимому это сделал Барзак, и поставили на ноги. Под подошвами ног девушка почувствовала голые камни мостовой рыночной площади.

— Смотри, мам, — услышала она детский голос.

— Пошли отсюда, — ответила на это женщина.

— Господин, я могу говорить? — осведомилась Эллен.

— Да, — буркнул Барзак.

— Что случилось? — спросила она. — Что происходит?

— Глупая Ты маленькая вуло, — засмеялся седой, — тебя продали.

На ремне капюшона спереди, перед горлом, имелось кольцо для присоединения карабина поводка. Правда, Эллен поняла это только теперь, когда услышала щелчок и почувствовала два рывка поводка, сигнал того, она узнала это во время своего обучения, что её сейчас поведут и что она должна быть готова при следующем рывке, послушно следовать за натяжением поводка, словно покорное домашнее животное.

— Господа! — всхлипнула Эллен. — Господа!

— Тебя купили, — объяснил ей Барзак.

Она услышала звон монеты, по-видимому подкинутых на руке. Скорее всего, они были только что заплачены за неё.

— Присмотрите за тем, чтобы она служила вам со всем изобилием совершенства рабыни, — посоветовал кому-то Тарго.

— Господа! — заплакала Эллен в темноте капюшона.

— А Ты — хорошенькая рабыня, — сказал Барзак. — Служи хорошо своим новым хозяевам, и тебе разрешат жить.

Эллен зарыдала. Конечно, она знала, что, как гореанская рабыня, должна служить своим владельцам не просто хорошо, но и, как сказал Тарго, «со всем изобилием совершенства рабыни». И рабыня — это было всё, чем она была. Гореанские рабовладельцы, и это она знала наверняка, не были склонны потворствовать своим рабыням.

— Кому меня продали? — спросила Эллен. — Куда меня отведут?

— А тебе дали разрешение говорить? — поинтересовался Барзак.

— Нет, Господин, — всхлипнула девушка.

На мгновение повисла тишина, возможно, в ожидании некого сигнала или предоставления разрешение, например, кивка головы. А затем Эллен заверещала от боли, поражённая три раза поперёк ягодиц, несомненно, стрекалом Барзака.

— Простите меня, Господа! — прорыдала она.

Внезапно, Эллен почувствовала рывок и недвусмысленное устойчивое натяжение на поводке, и сделала шаг вперед в том направлении куда он её потянул.

Её вели с рынка по переполненным улицам Ара, голую рабскую девку, ничего не видящую вокруг себя из-за капюшона, связанную, взятую на поводок.

Дважды её шлепнули и один раз пнули, когда Эллен случайно задела кого-то на улице. Два раза она споткнулась и упала, оба раза ударенная и пнутая, блеющая просьбы о прощении, спеша поскорее подняться на ноги.

Как далеко в прошлом остались теперь её семинары по гендерным исследованиям!

Итак, её вели, и она не знала где и куда она шла.

«Меня продали и купили, — думала Эллен, переставляя ноги. — Меня ведут на поводке, словно купленное животное, испуганное, послушное и покорное, и именно таковой я должна быть».

Как далеко теперь была Земля! Как далеко позади осталась её прежняя жизнь! Теперь она находилась на другой планете, совершенно отличающейся от её прежнего мира. В этом мире она была рабыней, именно этим её хотел видеть любой местный мужчина, и именно этим она здесь была. Мужчины этого мира видели, что было пригодно для неё и проследили за тем, чтобы она стала тем, чем она должна быть. Фактически в этом мире, она была собой.

«Я — рабыня, — мысленно повторяла она. — Я — рабыня! Теперь Вы должны быть удовлетворены, Господин Мир. Это Вы предвидели для меня, это Вы хотели для меня, это Вы решили за меня, это Вы наложили на меня, чтобы я стала не больше, чем рабыней в примитивном мире.

Уже не меньше ана её вели по улицам и переулкам, порой ныряя в проходы между зданиями настолько узкие, что она то и дело задевала плечами стены то с одной стороны, то с другой. Много раз дорога спускалась вниз, потом поднимались вверх. Иногда, уклон был настолько крут, что Эллен боялась, что потеряет равновесие и снова упадет, полетев кувырком вниз. В других случаях крутым оказывался подъём, и ей приходилось, напрягая все силы, с трудом втягивая в себя воздух, переставлять натруженные ноги, следуя за туго натянутым поводком, беспощадно, нетерпеливо и неуклонно тащившим её вперёд. Дорога часто петляла, они то и дело поворачивали то в одну, то в другую сторону, так что, даже не будь на ней капюшона, и даже знай она город, то, скорее всего, она была бы совершенно дезориентирована и безнадежно смущена относительно её местоположения. Единственное в чём она была уверена, так это в том, что она всё ещё находилась в городе. На это чётко указывали камни мостовой под ногами, к тому же она не слышала звуков прохождения через ворота, паролей, окликов так далее.