Джон Норман - Приз Гора

— Ты думаешь, что я не чувствую, когда рабыня в моих руках находится на грани экстаза? — осведомился он.

— Нет! — воскликнула Эллен. — Ложь! Не правда!

— То есть, наша маленькая вуло решила притвориться, что она — ледяная статуэтка, вырезанного в форме рабской девки?

— Я ненавижу вас!

— Думаю, прикосновение, — усмехнулся он, протягивая к ней руку, — очень нежное, очень ласковое, докажет мне и любому другому, кому это может быть интересно, что Ты — горячая маленькая шлюха.

— Не трогайте меня! — испуганно взвизгнула Эллен, отступая к стене.

— Ты — варварка, — сказал Селий. — Ты бесполезна, но можешь послужить для кое-каких целей в качестве рабыни.

— Если Вы дотронетесь до меня снова, то я сообщу об этом моему господину, — предупредила девушка. — Подумайте об этом, тщеславное, смазливое животное!

В его взгляде появилось раздражение, и Эллен отскочила в сторону и выпрямилась. Но потом она надменно вскинула голову, и её длинные теперь волосы, за всё время пребывания на Горе ни разу укорачивавшиеся, рассыпались по ее плечам.

— Конечно, Вы можете рассматривать меня, — заявила рабыня, — и даже часто, но меня это только позабавит, потому что я знаю, что я вам не достанусь. Я даже могу подвигаться перед вами особым образом, чтобы помучить и посмеяться над вами, осторожно, конечно, так, чтобы мой господин не заметил. Думаю, что это будет весело. Вот так я буду мстить за себя, возвращая вам ваше же высокомерие, вашу непозволительную фамильярность, мучая вас красотой рабыни, оказавшейся для вас недосягаемой! О, я буду наслаждаться вашими муками! Зря улыбаетесь! Можете говорить обо мне всё что угодно, но я-то знаю, что я далеко не самое бедное мясо в ошейнике! Я видела, какими глазами смотрят на меня мужчины на улицах. Я слышала их крики. Я чувствовала на себе их увесистые шлепки, болезненные щипки, и ласковые прикосновения их рук! А ещё я знаю, что независимо от того, чем я могу быть, какими могут быть мои достоинства, или сколько за меня могут дать на рынке, Вы смазливый господин, хотите меня, страстно хотите. Вот и замечательно! Продолжайте хотеть, только не получите! Я принадлежу другому! Крутитесь в своих одеялах в одиночестве и думайте обо мне! Стоните во сне! Мечтайте о том, чем вам никогда не обладать! Пусть горит ваша солома, красивый господин. Пусть она пылает! Пострадайте, думая обо мне! Я знаю, что Вы жаждете получить меня, сильно, страстно. А теперь знайте и Вы, что я вас терпеть не могу, что Вы меня не получите! Я никогда не буду вашей! Я не ваша! Я принадлежу другому!

— Ты даже не умеешь танцевать нагой, — заметил Селий Арконий.

С криком гнева Эллен проскочила мимо него и бросилась в контору Порта Каньо.

В комнате хозяин приказал ей встать на коленях, опустить голову на пол, и извлёк капсулу из её тела. Однако в этот раз, видимо под влиянием момента, а может чисто машинально, он схватил её за бёдра и по-быстрому использовал ее, лишь после этого освободив её от цепи и наручников, послал Эллен на кухню, с наказом приготовить мужчинам ужин. А после ужина, занимаясь мойкой посуды, уборкой стола и кухни, Эллен никак не могла выкинуть из своих мыслей Селия Аркония. «Я терпеть его не могу, я ненавижу его», — убеждала она себя. Безусловно, он молод, силён и красив, и стоит ей только оказаться неподалёку от него, как на неё нападала слабость, «рабская слабость». Он относился к тому типу мужчин, которые заставляли женщину очень хорошо ощутить клеймо, выжженное на её бедре, и ошейник на её шее. Она вспоминала своё обучение. Её не захотели научить даже основам танцев. В этом ей просто отказали. Соответственно, танцовщица из неё была никакая. К тому же, у гореан имеются свои, высокие стандарты для рабских танцев. С другой стороны сама о себе она не думала как о столь уж бедном материале. «Я смогла бы показать ему, что женщина Земли, да, именно Земли, если её обучить, сумеет станцевать перед мужчинами! — думала Эллен. — Я смогла бы показать ему, что женщина Земли, так же, как любая гореанка может довести мужчину до безумия от страсти!»

Пожалуй, стоит упомянуть, что поручение, только что описанное, было всего лишь первым в ряду подобных, которые пришлось выполнять Эллен. В течение нескольких последующих недель, она ещё несколько раз предпринимала похожие загадочные действия. Конечно, были некоторые отличия. Например, её посылали в разные магазины, мастерские или торговые места с неким поручением, таким образом, каждый раз её тайная задача объединялась с интересами или работой её хозяина, которые легко могли быть установлены, например, стражниками, возникни у них желание её допросить и проверить. И затем, каждый раз после выполнения своей очевидной задачи, уже на обратном пути, иногда прямо около Башни Корридона, её останавливал мужской голос, раздававшийся за спиной, и направлял в друге место, каждый раз в разное, в котором маленькую капсулу сначала извлекали из её тела, а потом, спустя какое-то время, возвращали на место. Эллен понятия не имела, приносила ли она какие-либо сообщения своему хозяину или нет. Порт Каньо никогда не вскрывал капсулу в её присутствии. Порт не предупреждал её о молчании относительно этих захватывающих дел, однако, как нетрудно догадаться, она и сама была достаточно умна, или, по крайней мере, достаточно осторожна. В конце концов, ей не хотелось как-нибудь ночью быть разбуженной подушкой прижатой к лицу, или удавкой затянутой на шее, или, например, «случайно» оступиться на краю платформы, упав на камни мостовой внизу.

Между тем, возможно, было бы уместно вкратце упомянуть об одном случае, который, кажется, может быть важен с точки зрения различных событий произошедших позднее в Аре и его окрестностях.

В то утро Эллен находилась в общественной прачечной, ближайшей к их башне. Дело шло к девятому ану, в общем, незадолго до полудня. Она стояла на коленях на подстеленном полотенце и, согнув спину над корытом, трудилась над вещами Порта Каньо и его мужчин. Это было её еженедельная работа. Помимо неё там было ещё несколько рабынь, занятых тем же самым. Ну как несколько, порядка двух дюжин, тут и там, елозивших руками в небольших ёмкостях. А поскольку никаких стражников поблизости не наблюдалось, то вели они себя довольно шумно, напевали, сплетничали, восхищённо болтали, обмениваясь различными секретиками, играли, плескали водой друг в дружку, в общем, девушки развлекались, как могли. Кроме того, они не могли не заметить, что несколько молодых людей отирались в окрестностях прачечной, подсматривая за работавшими девушками в ошейниках, что было весьма распространённым явлением. Приятно смотреть на красоток, занятых простой работой, особенно если им не разрешено одеть на себя что-то большее, чем рабская туника. Эллен, кстати, давно поняла, что женщины становятся более оживлёнными, красивыми и очаровательными, когда они знают, что за ними наблюдают мужчины. Они попросту красуются, подумала Эллен, они демонстрируют себя как женщины. С каким возбуждением, с какой радостью они это делали, отметила Эллен. Причём для неё не было секретом, что даже свободные женщин вели себя точно так же. Она вспомнила, что ей случалось наблюдать подобное поведение и на Земле, причём, как это ни удивительно, но даже среди её коллег по идеологии. Насколько кардинально менялось поведение многих из них, когда они оказывались в присутствии мужчин. Они откровенно пытались понравиться мужчинам, думала Эллен. Но затем, ей пришло в голову, что разве не все мы хотим того же самого — нравиться мужчинам? Каких только изменений в поведении женщин она не замечала, тут и застенчивая неловкость, и внезапное беспокойство, и заикание, и несвойственные жесты, и, как это ни удивительно, очевидно женственный вид, кокетливое выражение лица и положение тела, и состязания в уме и остроумии. Иногда они взрывались неловким смехом, стараясь показать неестественное веселье, граничившее с возбужденной истерией. Всё в чём они, действительно, нуждались, пришла к выводу Эллен, трудившаяся над туникой Фела Дорона, это в том, чтобы с них сорвали их одежду, связали и бросили к ногам мужчин. Именно это им и было надо!