Джон Норман - Приз Гора

— Да, — закричала Эллен. — Да! Да! Берегитесь! Я принадлежу Косу!

— Лгунья, — бросил первый из мальчишек.

— Взгляните на мой ошейник! — предложила она. — Там жетон!

— Ты же сама говорила, что принадлежишь некому мужчине из Ара, — напомнил ей тот, что постарше.

— Ар далеко, — пожал плечами второй.

— Я принадлежала ему ещё недавно, но теперь я конфискована, — объяснила она. — Поберегитесь, молодые Господа, я — теперь собственность Коса!

— Ты же умеешь читать, — намекнул молодой своему старшему товарищу.

— Только немного, — проворчал тот, и перевернул жетон, прикреплённый к ошейнику.

— Ну, что там написано? — нетерпеливо поинтересовался младший.

— Что-то — «от имени Коса», — ответил первый.

— Конфисковано, — сообщила Эллен.

— Ты умеешь читать? — уточнил парень.

— Нет, — вынуждена была признать она.

— Тогда откуда Ты знаешь, что тут написано? — осведомился он.

— Я слышала, как это прочитали, — объяснила Эллен.

— Мы же не хотим, чтобы они сожгли нашу деревню, — сказал младший из них.

— Принеси веревку из лодки, — велел ему тот, что постарше, и, запустив руку в волосы рабыни, раздражённо вздёрнул её на ноги.

Затем, согнув её в поясе и держа голову у своего бедра, вывел на берег, где и поставил на колени, спиной к себе.

— На живот, рабская девка, — бросил он, — скрести запястья на спине.

Эллен повиновалась немедленно и не задумываясь, как и положено рабыне.

Вскоре она услышала шлёпающие по воде шаги второго мальчишки, пробиравшегося сквозь заросли камыша. Наконец, он оказался рядом, и её руки были связаны за спиной. Верёвка оказалась достаточно длинной, чтобы послужить поводком. Так что, спустя пару мгновений после того, как Эллен получила приказ встать на ноги, старший мальчишка протянул верёвку от её связанных запястий, накинул её петлёй ей на шею и завязал узлом на горле. Оставшийся свободным конец, приблизительно пять футов длине, превратился в поводок. Эллен знала, что иногда новообращённых рабынь, перед церемонией подчинения, водят на простой верёвке по улицам, чтобы они лучше поняли своё положение и статус домашнего животного. Однако в её случае верёвка не несла на себе какого-либо символического подтекста, а была простым полезным устройством для удержания и контроля невольницы. Эллен, связанную, спотыкающуюся, дрожащую, провели на поводке сквозь камыши. Вскоре они добрели до спрятанной в зарослях маленькой плоскодонки, в которую девушку уложили на живот и прикрыли брезентом. В лодке стояли два широких, неглубоких деревянных ведра, наполовину заполненных влажно поблёскивавшими пиявками, по-видимому, собранных на мелководье с корней водяных растений, вроде камышей или ренса.

Прежде, чем уложить Эллен на живот на дно лодки, ей стоявшей на коленях, почти под нос сунули эти два ведра, заполненные извивающимися, ползающими друг по дружке, кишащими пиявками, давая ей полюбоваться ими. Девушка отпрянула, сжалась, в ужасе попытавшись отстраниться насколько можно от этой жути.

Эти существа используются кастой врачей, но не для отсоса крови, как это делалось когда-то на Земле, а для получения определенных полезных химических и коагулирующих препаратов. Помимо этого пиявок могут использовать, и в менее мягких целях, для пыток, например, когда нужно получить некую информацию, для наказания и, в крайнем случае, для казни. «Смерть от пиявок» нельзя назвать приятной. Однако эти существ не следует путать растением-пиявкой, которое сочетает свойства фотосинтеза с возможностью подобно змее распрямляться и наносить удар по приближающимся к ним объектам. Это растение имеет парные, полые, изогнутые подобно клыкам шипы, связанные с пульсирующими напоминающими стручки пузырями. Такое растение-пиявка может очень быстро вытянуть из организма значительное количество крови. Они имеют тенденцию разрастаться, занимая большую площадь, но в целом не представляя большой опасности, при условии, что их успеешь оторвать от себя. Они не ядовиты, но порой бывает трудно выдернуть из тела присосавшиеся шипы, настолько крепко они сжимаются. И, конечно, совсем другое дело, если упасть среди них, или быть брошенным в из заросли голой и связанной. Понятно, что люди обычно всеми силами избавляются от такого соседства, выпалывая малейшие ростки растений-пиявок в окрестностях от своего жилья, по обочинам дорог и в прочих местах.

Эллен лежала на животе на дне лодки с руками связанными за спиной и верёвкой на шее.

— Ты не должна издавать ни звука, — предупредил её старший из мальчишек, прежде чем накрыть брезентом, — за малейший шум мы положим тебя на спину, вставим палку между зубами, чтобы Ты не могли сжать челюсти и набьём твой рот пиявками.

— Да, Господин, — выдавила из себя испуганная Эллен.

— Тут примерно в десяти пасангах к западу расположился косианский конвой, — сказал старший из мальчишек, работая кормовым веслом. — Их фуражиры вчера заглядывали в деревню. Мы сможем либо найти их лагерь, либо догнать конвой на марше. С фонарем мы пройдём по следами верра, которого они взяли в деревне, даже в темноте. Её до сумерек спрячем в лесу, в нашей пещере, а сами пока вернёмся домой. Вечером сядем в телегу, подберём девку, и отвезём её в их лагерь. А к утру, мы вернёмся, и никто не узнает, что у нас будут монеты.

Эллен, укрытая брезентом, лежала молча и, не шевелясь, прислушивалась к размышлениям мальчишки. И в целом, всё произошло именно так, как он и предполагал.

Один раз за время их путешествия по озеру их окликнули, очевидно, с другой лодки.

— Ну как удачно сходили? — услышала Эллен голос мужчины, несомненно, из их деревни, которая, должно быть, находилась где-то поблизости.

— Да, — отозвался старший из мальчишек. — Удачный был день!

Эллен, под брезентом, оставаясь абсолютно неподвижной, не издала ни звука.

Мальчишки приткнули лодку к берегу и, сбегав на разведку и осмотрев местность, вернулись за своим трофеем. Девушку забрали из лодки и повели среди деревьев. Их путь закончился в небольшой пещерке, в которую Эллен с трудом протиснулась. Внутри стоял полумрак, немного света проникало в полость только через узкий вход. Парень развязал узел на горле рабыни, уложил её на землю, и верёвкой снятой с шеи связал её скрещенные лодыжки. Мальчишки принесли с собой ещё одну верёвку, которой связали рабыню далее, затянув по несколько петель на её ногах, выше и ниже коленей, и на животе, плотно притянув её связанные руки к туловищу. Эллен за время своего обучения хорошо изучила, что её тело, впрочем, как и тело любой женщины, прекрасно подходило для связывания похитителями. Расширение бёдер, узость талии и выпуклые прелести её груди, словно приглашали положить верёвку выше грудей и под подмышками, под грудями и вокруг талии. Это было тело, которое, казалось, было создано для верёвок. Эллен порой размышляла, не стали ли такие тела результатом естественного отбора, происходившего на протяжении десятков тысячелетий эволюции от самки примата к человеческой женщине. Быть может даже во времена межплеменных войн палеолита женщины, наряду с охотничьими угодьями, становились военными трофеями. На основе таких мелочей, а также других более глубоких вещей, связанных с собственностью, захватом, трудом, рабством, любовью и размножением, думала Эллен, рождалась и развивалась современная женщина, развивалась, чтобы служить и нравиться мужчинам. Так может, нет ничего странного в том, что женщины хотят владельцев, что они жаждут любить и служить, отдавать себя господину, что в сердце они желают и ищут настоящего господина. А от тех, кто не подходили под эти критерии, скорее всего, избавлялись или с такими не спаривались, оставив без потомства. В то же время те женщины, которые становились на колени, пусть даже с плетеной кожаной веревкой на шее, находя удовольствие и смысл в подчинении, рабстве, любви, в принадлежности более сильному, победителю, господину, сохранялись, разыскивались, покупались и продавались, давали потомство, копировавшее их гены. «Я стала результатом эволюции, думала Эллен, вершившейся среди прерий, лесов, в пещерах и шатрах, на протяжении тысячелетий, я и мои сёстры».