Джон Норман - Приз Гора

— Эй, рабыня, — услышала Эллен голос девушки, шедшей в караване перед ней.

Эллен поднялась на четвереньки и с тревогой осмотрелась вокруг.

Окликнувшая её невольница тоже окинула взглядом окрестности, а затем подползла к Эллен и тихим радостным шёпотом заговорила:

— Через три дня около Брундизиума будет разбит праздничный лагерь. Косу снова сопутствовал успех. Раскрыли какой-то заговор, а заговорщиков схватили. Победа Коса! Там будут пировать. Рабыни будут прислуживать и танцевать, а потом их распродадут! Передай другим!

Сердце Эллен ухнуло куда-то в пятки. Она испугалась, что эта информация была дурным предзнаменованием для Ара, а возможно, и для Порта с его товарищами.

— Расскажи другим! — потребовала девушка, снова обводя местность взглядом.

Эллен обернулась и прошептала новость рыжеволосой рабыне, стоявшей позади неё. У той от восхищения сначала перехватило дыхание, а потом она повернулась и передала сообщение дальше.

А Эллен снова легла на землю, глубоко встревоженная новостью о некой победе косианцев, хотя её характер, признаться, казался ей сомнительным. Надо было успеть отдохнуть, насколько это было возможно. Однако уже слишком скоро, вызвав у неё, впрочем, как и у многих из её сестёр по цепи, горестный стон, вдоль каравана разнёсся приказ подниматься, подчеркнутый резким хлопком рабской плети. Эллен заметила, что многие девушки в караване, словно воспрянули духом. Если охранники и отметили этот момент, то они не спешили выяснять его причины, а, фактически, возможно, они и сами хорошо знали эту причину. Эллен не исключала того, что кто-то из них мог, согласно распоряжению или по своей собственной инициативе, в беседе с товарищем, обронить эту новость поблизости от каравана, зная, что при первой же возможности она распространится вдоль цепи подобно пожару. Иногда мы думаем о себе, что мы умны. Но весьма часто оказывается, что рабовладельцы куда умнее любой из нас. Это заставляет нас чувствовать себя ещё уязвимее. Но, в конечном итоге, мы ведь не больше, чем рабыни.

— Не хочу попасть на Кос или Тирос, — прошептала девушка позади Эллен. — Лучше быть проданной в Брундизиуме. Я постараюсь хорошо выступить! Как Ты думаешь, смогу я получить богатого господина?

— Конечно, — заверила её Эллен, — Ты очень красива.

— Ты тоже очень красивая, — сказала рыжеволосая.

Очень красивая? Это поразило Эллен, которая, на самом деле, не думала о себе подобным образом, или, по крайней мере, не делала этого часто, и не до такой степени. Красивая — да. Возможно. Конечно, её тщеславие заставляло надеяться на это. В конце концов, разве она не видела себя в зеркалах? Но очень красивая, да ещё по гореанским меркам? Конечно, она не могла настолько измениться после того, как покинула полку Тарго на рынке в Аре. Так может она была не «красива на десять тарсков», а много больше? Возможно! А может ли она надеяться, что когда-нибудь будет стоить серебряный тарск?

Конечно, Эллен была убеждена, что была достаточно ценной и привлекательной рабыней. Она даже не сомневалась в этом. На это указывали взгляды мужчин, обжигавшие её на улицах Ара. «Да, — решила Эллен, — думаю, что я красива! Возможно, даже очень красива! Безусловно, это дело мужчин, делать выводы относительно таких материй. Но я стою достаточно близко к голове каравана. Так может, неслучайно лагерные рабыни обращаются со мной с такой жестокостью. По крайней мере, мне так кажется. Может ли это говорить об их негодовании, вызванном моей красотой? Быть может, они ревнуют ко мне? Неужели я всё-таки настолько изменилась, уйдя с полки Тарго?»

Однако стоит предоставить мужчинам, судить о красоте женщины. Именно в их руках плети и цепи. Именно они предлагают цену за нас, именно они надевают ошейники и клеймят нас, покупают и продают, ходят в набеги, ловят, вяжут, берут в плен, строят в караваны и ведут на рынки.

— Так что насчёт тебя? — вывела Эллен из задумчивости девушка сзади. — Ты готова хорошо выступить?

— Не знаю, — ответила Эллен.

— Ты сделаешь это, рабыня, — тихонько засмеялась рыжеволосая за её спиной. — Мужчины проследят за этим! А Ты — горячая рабыня?

— Не знаю, — растерялась она.

— Если нет, — заметила назойливая рабыня, — можешь не волноваться. Руки рабовладельцев научат тебя этому. Они проконтролируют, чтобы Ты научилась извиваться и умолять. Они зажгут рабский огонь в твоём животе!

— Возможно, — пожала плечами Эллен, попытавшись говорить безразлично и даже холодно и скептически.

Она не видела никакого смысла, информировать свою докучливую и любопытную сестру по неволе, что она, Эллен, несмотря на свою юность, вовсе не была незнакома с рабским огнём, как и о том, что огонь находящейся в собственности, доминируемой женщины, уже давно и часто бушевал в её животе, заставляя её жаждать прикосновений, ласки и объятий, в которых ей было отказано. Мужчины действительно научили её извиваться и умолять. Но это не они создали её сексуальные потребности, и её сексуальную природу. По крайней мере, не эти мужчины. Её природа формировалась, под влиянием потрясающей взаимозависимости и взаимодействия с мужчинами, в ходе эволюции человеческого рода, в течение бесчисленных тысячелетий завоеваний, покупок и продаж, обменов и дарений, господства и доминирования. А они просто развили заложенное в ней далее, деспотично, даже против её желания, просто командую этим, просто высвобождая это. Только в неволе сексуальная природа человеческой женщины освобождается полностью. В своём порабощении она находит свою свободу. Это — парадокс ошейника.

Прозвучал приказ начать движение.

Солдаты подняли штандарты, вспыхнувшие в лучах солнца. Послышались крики возниц, понукавших своих животных, затрещали кнуты, заскрипели колёса фургонов, мерно затопали солдаты, с хрюканьем и ворчанием, подняв лапами облако пыли мимо пронеслись верховые тарларионы. Караван, звеня цепями, стронулся с места.

Конвой двигался уже где-то пару анов. Верховые тарларионы, как уже было отмечено, было привычным компонентом конвоя, как на марше, так и в лагере. Они довольно часто, пробегали вдоль каравана. Всадники выступали в роли курьеров, передавая приказы, нося сообщения и так далее. Кроме того, большинство офицеров, а также многие из гражданских, путешествовавших вместе с конвоем, предпочитали передвигаться верхом, а не идти пешком, или сидеть в фургонах. Пара всадников приблизилась и остановила своих тарларионов в нескольких ярдах от головы каравана. Мужчины, повернув беспокойных животных, и о чём-то беседовали друг с другом. Когда Эллен, шедшая на цепи вместе с другими, приблизилась к ним, её затрясло от потрясения. Она узнала эти двух всадников, ни один из которых, казалось, не обращал никакого внимания на проходящий мимо караван. Одним из них был тот самый косианский подкапитан, который заявился на чердак Порта Каньо, во главе солдат, обыскивавших помещение, и который пристегнул жетон к её ошейнику. Именно он говорил с ней этим утром. Опознала Эллен и второго мужчина, одетого в красочные одежды для верховой езды. Этот смеявшийся и шутивший мужчина оказался Терсием Майором.