Джон Норман - Приз Гора

Эллен, чувствуя себя ужасно несчастной, поспешно опустила голову и, проходя мимо, постаралась не смотреть в их сторону. Как несправедливо закончилось смелое предприятие Порта Каньо!

— Так им, врагам Коса! — заявил их сопровождающий, плюнув в сторону группы пленников или рабов.

Некоторые из них подняли головы, но, как показалось Эллен, они даже не смогли толком постичь брошенного им оскорбления. Рабыня предположила, что для этих людей очень немногое сейчас могло бы иметь значение, разве что еда, сна и команды. Насколько же полной была победа Коса! И небольшой частицей их победы оказалась рабыня по кличке «Эллен», столь же непредвиденная, как конфискованный тарск!

Эллен не только отвернула голову от стоявших на коленях узников, но и перебросила влево и пригладила волосы. Ей очень не хотелось быть узнанной Портом Каньо или Фелом Дороном. Тарнмейстер и так был достаточно несчастен, так что не стоило ему видеть свою бывшую рабыню, в том виде в каком она была теперь, ещё одним доказательством победы его врагов, не больше, чем один из трофеев победителей, просто предмет, добавленный к огромным богатствам Коса. Кроме того, Эллен чувствовала, что была бы смущена, если бы он увидел её такой, голой, на веревке незнакомца, ведомой им к ванне. Уж лучше бы она осталась на Земле.

— Туда, — указал сопровождающий, — через мост.

Справа от ручья девушка увидела окружённое стеной углубление, примерно двадцати футов в диаметре. В этом бассейне никого не было. Рядом с его бортом, на расстеленных на траве полотенцах, стояли миски, по-видимому, наполненные дешёвыми маслами и лосьонами. Там же, но ближе к краю возвышалась горка губок и тряпок. В траве рядом с полотенцами кучками были сложены плоские обкатанные водой камни, несомненно, собранные на дне ручья.

Всего пара мгновений потребовалась на то, чтобы перейти мост. Эллен только и успела почувствовать шероховатую, вибрирующую поверхность досок под ногами, как оказалась в траве по другую сторону ручья. Этот мост, как и большинством гореанских мостов, и даже высоких мостов в городах не имел поручней. Правда в данном случае это не вызвало у неё какого-либо беспокойства, поскольку доски лежали не выше ярда от неглубокого и небыстрого потока. Проходя по мосту, Эллен успела бросить взгляд вниз, заметив плоское рыбье тело, мелькнувшее под поверхностью воды, отметила дробящееся водной рябью отражение облаков плывущих в небе, а также своё собственное отражение, свою голову и туловище. Она быстро отвернулась, слишком хорошо напомнило ей её отражение о том, кем она была. В воде ясно отразилась обнажённая рабыня.

— Становитесь на колени здесь, — приказал мужчина. — В первое положение почтения.

Девушки покорно опустились на колени и уткнулись лбами в землю.

— Ну что, просите, чтобы вам разрешили помыться? — поинтересовался он.

— Да, Господин, — наперебой затараторили рабыни. — Да, Господин!

— Эй, не так быстро. Каждая из вас должна попросить меня лично, — заявил дежурный. — Раз уж я стою перед вами, то можете поднять головы, но ладони рук держать на земле.

Он встал перед первой девушкой и спросил:

— Ты просишь разрешения искупаться?

— Да, Господин, — ответила та, подняв голову и глядя на него снизу вверх. — Я прошу разрешения искупаться.

— Разрешаю, — великодушно бросил он.

— Спасибо, Господин, — поблагодарила рабыня.

— Можешь поцеловать мои ноги, — усмехнулся надсмотрщик. — Первое положение почтения.

— Да, Господин, — отозвалась она. — Спасибо, Господин.

Этот ритуал был в точности повторён вдоль всей линии, пока, девушка за девушкой, их сопровождающий не приблизился к Эллен.

Понятно, что их привели сюда для того, чтобы помыться, но для кейджер свойственно благодарить господина в подобных ситуациях, и точно также они благодарят за брошенные им объедки, за ласку, за пощёчину, за воду в её миске, за одеяло в конуре, за тряпку, которой она могла бы прикрыть свою наготу. В конце концов, если рабыня не попросит, всегда существует вероятность того, что дежурный просто вернёт её в караван, немытой, грязной и отвратительно воняющей, чего ей самой не хотелось бы, ведь помимо неудобства, это ещё и повод для наказания, быстрого и сурового. Обычно интервал между моментом, когда девушка вызвала неудовольствие и ответом за последствия её оплошности крайне короток. Но ещё страшнее становится рабыне, когда наказание задерживается, скажем, на всю ночь. Это сигнал для неё, что господин решил подойти к вопросу её наказания со всей серьёзностью.

Наконец мужчина встал перед Эллен.

— Просишь ли Ты разрешения искупаться? — спросил он.

— Да, Господин, — ответила Эллен, глядя на него, но держа ладони рук прижатыми к земле. — Я прошу разрешения искупаться.

— Можешь искупаться, — разрешил дежурный.

— Спасибо, Господин, — поблагодарила девушка.

— И можешь поцеловать мои ноги, — добавил он.

— Да, Господин. Спасибо, Господин!

И она со слезами благодарностью в глазах поцеловала его ноги. И Эллен на самом деле была рады и благодарна за оказанную ей честь, за разрешение коснуться губами, хотя это и были всего лишь губы рабыни, к ногам свободного мужчины, господина.

Насколько не достойна она была иметь эту привилегию!

Эллен охватывал трепет от категорического доминирования сильных мужчин, от своей абсолютной беспомощности перед ними и рабства. Это было то, ради чего она жила, и теперь она понимала, что ради этого она жила даже на Земле, просто там она так и не смогла этого осознать. Эллен почувствовала, что сильно возбуждена, что она полна энергии, что она увлажнилась от внутреннего жара, от своей уязвимости и желания. Оказывается, вплоть до этого самого момента, у ног простого косианского наёмника, она не представляла себе реальной степени и мощи женского желания. Интересно, подумала Эллен, не являлась ли настоящая женщина, рабыня, не ведая сомнений стремящаяся отдать себя целиком и полностью своему господину, просящая позволить ей любить, служить и доставлять ему удовольствие, своего рода прекрасным дополнением и завершением непреодолимой энергии мужского желания?

Она задумалась, не мог ли мужчина ощутить запах её желания, её потребностей, её мольбы смотреть на неё как на простой объект, который может стать его, как на имущество или игрушку, готовую быть бескомпромиссно порабощенной.

Эллен окончательно осознала то, что прежняя пуританка, доктор философии, которой она была, специализировавшаяся на гендерных исследованиях, бывшая когда-то такой самодовольной и надменной, столь гордой своими заслугами и публикациями, уважаемая настолько, что её теории не смели подвергать сомнению, принимая как политическую ортодоксальность, почётная участница многих конференций, организованных ради продвижения патологических планов, а на деле не больше чем несчастная, расстроенная, одинокая активистка, воинствующая педантка, теперь была не больше, чем юной, смазливой, горячей рабыней. И в животе этой рабыни, стоявшей на коленях в траве, с верёвкой на ноге, пылал рабский огонь. У неё вырвался невольный стон, по телу пробежала дрожь. Она — рабыня, почти сверкавшая от своих потребностей.