Джон Норман - Приз Гора

— Нет, Господин, — поспешила заверить его Эллен. — В ваших бумагах всё верно. Я действительно отрицала, что умею танцевать.

Эллен предположила, что в его вопросе была ловушка, но, даже если бы это было не так, даже если бы вопрос писца был прямым, честным и мотивированным простым интересом, она решила, что для неё самым разумным ответом будет правда. Будучи рабыней, она боялась наказания за увиливание, наименьшим из которых могла бы быть суровая порка.

— Тогда, — сделал вывод писец, — всё выглядит так, что Ты — лживая рабыня.

— Нет, Господин, — всхлипнула девушка. — Я ответила настолько честно, насколько смогла. Я — рабыня. Я не посмела бы лгать свободному мужчине!

— Однако Ты заявила, что ещё не умеешь танцевать, — напомнил писец, — а я своими собственными глазами и, не могу не признать, к своему немалому удовольствию, видел, что Ты танцевала.

— Но я не умею танцевать! — воскликнула Эллен, и мужчины стоящие над ней ворвались смехом.

Хохотали и писец, и охранники, и оба надсмотрщика, к этому моменту вернувшиеся из гримёрки.

— Это правда, — попыталась объяснить Эллен. — Я же не танцевала, я просто двигалась в такт с музыкой. И я видела, что делали танцовщицы в кругах. Я просто попыталась подражать им! Я старалась сделать всё, что могла! А потом я почувствовала, как музыка захватила и повела меня, и я уже ничего не могла поделать с этим. Я танцевала, словно ведомая ею на цепях. Я была пленена музыкой. У меня не было никакого иного выбора, кроме как повиноваться ей, Господа! Я понятия не имела, что могу танцевать, если только то, что я сделала, было танцем.

— Ты танцевала, — заверил её писец.

У Эллен вырвался стон.

— Тебе преподавали танцы? — поинтересовался писец.

— Нет, Господин, — ответила Эллен.

— Но Ты видела, как танцуют рабыни? — уточнил он.

— Да, Господин, — всхлипнула девушка.

— И Ты училась у них?

— Возможно, кое-чему, Господин, — не стала отрицать Эллен.

— И конечно, при случае Ты, как рабыня, — предположил писец, — втайне от всех, пробовала извиваться голой перед зеркалом?

— Да, Господин, — прошептала Эллен, сразу вспомнив, что делала это.

Да, она действительно делала это, причём не только на Горе, но даже на Земле, и не единожды, когда она, разочарованная женщина-интеллектуалка, в муке и смущении, но одновременно и сгорая от любопытства, оставалась в одиночестве за плотно задёрнутыми шторами и закрытыми дверями своего жилища, высоко над далёкими тротуарами и красными, запруженными серой толпой улицами. Она хотела видеть себя такой, какой она могла бы быть, какой она хотела бы быть, прекрасным и естественным существом, тем существом которое могло бы проявиться, умоляюще представляя и показывая себя во всей соблазнительности танца, представителю противоположного пола, мужчине. Однажды, к своему удивлению, она поймала себя на том, что шепчет зеркалу: «Я здесь, где же Ты, мой господин? Я готова к ошейнику. Я жажду ошейника. Так оденьте же его на меня, мой господин!»

Порой Эллен спрашивала себя, сколько же рабынь так же, как и она, танцевали подобным образом в таких же маленьких, одиноких квартирках, мучимые своими рабскими потребностями и жаждой господина.

— Значит, Ты не только наблюдала за ними, но и изучала их движения, и даже практиковалась в этом, — заключил писец.

— Да, Господин, — всхлипнула, согласилась Эллен.

— Полагаю, что мне следует потребовать для тебя клеймо лгуньи, — сообщил ей писец.

— Нет, — в ужасе взмолилась Эллен, — пожалуйста, не надо Господин!

— Что до меня, так хорошей порки, скажем, ударов десять плетью, было бы вполне достаточно, — послышался мужской голос.

Эллен замерла в изумлении, ещё сильнее вжавшись щекой в песок.

— С кем имею честь? — осведомился писец.

— Меня зовут Селий, — представился подошедший.

Эллен, по-прежнему лежавшая на животе, утопая в песке словно она отползала в безнадёжной попытке спрятаться, осмелилась искоса посмотреть вверх. Пальцы её рук, лежавших по обе стороны головы, инстинктивно сжались, ещё глубже зарывшись в песок.

Это был Селий Арконий собственной персоной!

— Быть может, Вы правы, — покачал головой писец. — Я и сам обычно склонен быть снисходительным, хотя, не исключаю, что клеймо лгуньи было бы подходящим наказанием для неё.

Эллен в ужасе сдавила песок, что загребла пальцами.

— Мне, как, несомненно, и всем нам, её выступление доставило удовольствие, и, я полагаю, что это должно иметь определённое значение, — продолжил рассуждать писец, — кроме того, при ближайшем рассмотрении, я склонен допустить, что в данном вопросе она, возможно, сама не до конца понимала скрытых в ней талантов.

— В женщине это живёт на уровне инстинкта, — заявил один из охранников. — Все они рабыни, в ошейниках или без них. Все они рождаются, чтобы танцевать рабские танцы. Такие умения скрыты в их животах с самого рождения.

— Верно, — поддержал его Селий Арконий. — Но эта оказалась настолько глупа, что не поняла этого.

— Точно, — согласился с ним охранник.

Эллен закусила губу от внезапно охватившего её непонятного гнева, но при этом она даже не пошевелилась, неподвижно лёжа на животе у ног окружавших её мужчин.

— Конечно, ей стоило бы быть более искренней, более информативной или, по крайней мере, уточнить свой ответ нашему товарищу, — сказал Арконий, указывая на писца.

— Полностью согласен, — кивнул охранник.

— Признаться, и я склонен спустить это дело на тормозах, — сказал писец. — В целом я не думаю, что эта маленькая шлюха пыталась ввести нас в заблуждение.

У Эллен вырвался негромкий вздох облегчения. Плотно сжатые кулаки расслабились.

— Однако, хотела она того или нет, но фактически она ввела вас в заблуждение, — напомнил Селий Арконий.

— Без умысла, по неосторожности, — отмахнулся писец.

— Значит, она глупа, — сделал вывод Селий.

— Это точно, — согласился писец.

Пальцы Эллен снова зарылись в песок.

— Похоже, — усмехнулся тарнстер, — парни с Коса склонны быть снисходительными со своими рабынями.

— Такой репутации мы никогда не славились, — вскинулся писец, и в его голосе послышались нотки неудовольствия.

— К тому же, преднамеренно или нет, но эта девки обманула вас лично и Кос в целом, — добавил Селий Арконий.

— Нет, Господа! — испуганно прошептала Эллен.

— Тебе кто-то дал разрешение говорить? — осведомился Селий.

— Нет, Господин, — простонала Эллен. — Простите меня, Господин!

— Вот видите, насколько она глупа, — развел руками Селий Арконий.

— Да уж, — признал писец.

— Не знал что на Косе принято терпеть глупость в своих рабынях, — заметил тарнстер.

— Мы этого и не делаем, — прорычал писец и, протянув руку, рявкнул: