Джон Норман - Приз Гора

Быть может, эта блондинка, отличавшаяся изящными чертами лица и прекрасной фигурой, больше Эллен знала о виде предстоящей им продажи, и это здорово пугало её?

— А ну выпрямись, — бросил другой надзиратель, проходивший мимо, и Эллен пришлось расправить спину.

На цепи перед Эллен оставалось ещё два пустых браслета, пока лежавших на земле, в ожидании своих пленниц. Вскоре, она увидела, что из района цепей и столбов к их цепи ведут двух девушек. Обеих вёл один мужчина, согнув в ведомое положение, удерживая их головы у своего бедра. Подойдя к цепи, надзиратель отпустил своих подопечных и приказал им встать на колени, склонить головы и поднять левые руки, подставив запястья. В тот же момент обе были быстро и грубо пристёгнуты к цепи и получили приказ встать на ноги. Все остальные рабыни уже стояли в колонну друг за дружкой. Номер лота у той из девушек, которая была прикована перед Эллен, был близким к её. Она успела это заметить, когда ту только подвели и ещё не развернули спиной к ней. Правда, в силу неграмотности, Эллен понятия не имела, был номер выше или ниже её собственного? «Как же она красива, — не без зависти подумала землянка. — Интересно, кто из нас красивее, я или она?»

Писец, со своими бумагами в руках всё это время стоявший неподалёку, направился к ним и уже через мгновение, начал обход каравана.

— Сто пятнадцатая, — прокомментировал он, проходя мимо девушки прикованной к цепи первой.

— Сто шестнадцатая, — сказал он у девушки, стоявшей перед Эллен.

Это, кстати, был не тот писец, с которым она сталкивалась в выставочных клетках, а затем в огороженном шёлковыми занавесками круге днём ранее.

— Подними голову, девка, — буркнул писец, задержавшись около Эллен.

— Да, Господин, — отозвалась она.

— Сто семнадцать, — сказал мужчина, сделав пометку в своих бумагах, и пошёл дальше вдоль колонны.

— Сто восемнадцатая, — услышала Эллен его голос за своей спиной.

«Ага, значит, у той, что стоит передо мной на единицу меньший номер, а у той, что сзади больший, — заключила Эллен. — Однако, разве те, чей номер ниже не считаются более красивыми? Не значит ли это, что эти две рабыни, стоящие передо мной красивее меня? И может случиться так, что та, которая стоит позади меня, пусть и необыкновенно красивая, но всё же не красивее, чем я? Разумеется, в конечном итоге, мы все почти одинаковы, однако это мужчинам, этим животным решать. Это им оценивать, покупать и продавать нас! Это всё в их руках и они сделают с нами всё, что им понравится! Как с вещами! Впрочем, конечно, мы и есть вещи! А разве я не могла бы уйти по более высокой цене, чем какая-либо из остальных в этом караване? Правда, решать это прерогатива мужчин, не так ли? Интересно, в каком порядке нас будут продавать? Наверное, сейчас больше меня, да и всех остальных, должно волновать, предложат ли за нас вообще хоть какую-нибудь цену? Или мы опять окажемся в клетках? Но за меня, ещё во время моего нахождения в выставочной клетке уже было сделано двадцать одно предложение! А затем я ещё и танцевала как рабыня! Мужчины захотят меня! Разве не об этом говорило то, какими глазами они на меня смотрели? Я — желанная рабыня! Каким потрясением когда-то, давным-давно, стала бы для меня подобная мысль! И всё же, была ли неволя, даже тогда, столь уж чужда для меня? Не я ли сама, уже тогда, задавалась вопросом о подобных вещах, потерявшись среди своих бумаг и амбиций, среди статей и книг, капризов и скуки, пыли и сухости? Как презирала я этих слабаков, зная настолько они легковерны, управляемы, сколь бесхребетны и покладисты, столь мягкотелы и унижены, что сами предали себя, прогнулись и деградировали! Как я мечтала в такие мгновения о том, чтобы быть взятой в сильные руки, раздетой, почувствовать ошейник на своём горле, быть прикованной цепью, чтобы меня властно использовали для своего удовольствия, чтобы мною владели и мне приказывали! Как я готова была принять удар плети моего лорда, и даже умоляла его об этом, чтобы я могла лучше познать себя бескомпромиссно его имуществом. Да, давным-давно, на Земле, в своих самых тайных и сокровенных мечтах, в тех запретных, которых больше всего боялась, но они постоянно завладевали моими мыслями, восхищая и возбуждая меня, заставляя задаться вопросом, каково это было бы, быть рабыней! Порой я спрашивала себя, чего я могла бы стоить на самом деле, точнее, сколько за меня могли бы дать, окажись я на рынке в качестве живого товара, просто как женщина, выставленная на продажу. Похоже, скоро я получу ответ на мучивший меня когда-то вопрос!

Писец был уже довольно далеко позади неё, и через некоторое время до неё вновь донёсся его голос.

— Этих отвести в область подготовки, — сказал он.

Девушка, стоявшая первой, номер которой, как выяснилось, был сто пятнадцатым, тут же была схвачена за волосы и согнута в ведомое положение. Затем её, скулящую от боли, охранник потащил мимо различных клеток, навесов, палаток и столбов в сторону, откуда доносились приглушённые расстоянием звуки, мужские крики и призывы. Разумеется, весь остальной караван последовал за ней. В этот момент Эллен порадовалась тому, что не её поставили в голову колонны.

Эллен ждала в крошечной клетке, стоя на коленях, вцепившись руками в прутья. Ей казалось, что болел каждый мускул её тела. Клетка была из тех, какие обычно используются в качестве устройства для наказания, такого, в которое провинившуюся рабыню можно было посадить на то время, что потребуется на то, чтобы спал гнев её господина. В таком устройстве раскаяние кейджеры быстро становится подлинным, уроки извлекается, а поведение исправляется. В тесном пространстве такой клетки быстро появляется дикое желание приложить все силы к улучшению своей услужливости. Это тот вид устройства, в которое можно посадить гордую свободную женщину, а выпустить униженную, готовую на всё рабыню, умоляющую только о том, чтобы ей позволили ублажить господина любым способом, какого бы он ни пожелал. Такие клетки созданы для маленького женского тела, а конкретно эта клетка была предназначена для специально очень миниатюрных женщин. День, следующий после выступления Эллен в кругу Ба-та, клонился к вечеру, было что-то около четырнадцатого ана. Просвет между прутьями клетки, крыша и пол которой были металлическими, был не больше пары дюймов, что было сделано с целью лишить заключённую возможности вытянуть затёкшие конечности, высунув их в зазор. Здесь можно было сидеть, поджав колени к груди, либо на корточках, или стоять на коленях, но, разумеется, нельзя было встать или лежать вытянувшись во весь рост. Лечь, конечно, было можно, но только подтянув колени к груди. Облегчить боль в затёкших мышцах, можно было только сменив одну скрюченную позу на другую, да и то ненадолго, спустя очень короткий отрезок времени боль возвращалась снова. В этом отношении это очень похоже на наказание тугими цепями.