Джон Норман - Приз Гора

Однако Эллен уже чувствовала, как краснеет её тело, как перехватывает дыхание, и как её руки сами тянутся к мужчинам. А затем, в глубине её живота, неудержимо, как и множество раз прежде, начал разгораться рабский огонь. Слезы вновь хлынули из её глаз. Она и роль, независимо от её желания, соединились!

Со всех сторон послышались мужские крики.

Эллен пришло в голову, что можно не сомневаться в том, что теперь количество предложений за неё будет куда больше чем двадцать одно.

На мгновение она поймала на себе взгляд Мира и прочитала в нём нескрываемое презрение. Насколько же беспомощна она была в муках своих рабских потребностей. Так пусть она воет от сжигающего её жара, как самка слина во время течки. Но разве мужчины возражают против этого? Лицо Селия Аркония оставалось безразличным. Несомненно, он видел много рабынь, танцевавших свои отчаянные потребности, и, несомненно, многие из них были гораздо красивее её. А она была всего лишь земной девкой, побегом, сорванным с рабского поля, варваркой. Так мог ли он испытывать какие-либо иные чувства, кроме презрения? И тогда, опустошенная, несчастная, сексуально возбуждённая, заливающаяся слезами, Эллен, сопровождаемая резко ускорившейся мелодией, завершила свой танец, завалившись левым боком на песок и подтянув к груди колени, приподнялась на левом локте и жалобно протянула правую руку к толпе. В качестве финального аккорды Эллен склонила голову, окончательно сдаваясь, признавая, что отныне это было дело её владельцев, соизволить ли призывать её, снедаемую потребностями рабыню, к их ногам. Торопливо, раскрасневшаяся, мокрая от слёз и пота рабыня вскочила на ноги и, под крики и аплодисменты зрителей, ретировалась в гримёрку.

— На выход, все вы! — скомандовал внутренний надзиратель, и танцовщицы снова появились, на этот раз, все вместе, на арене танцевального круга, чтобы получить восторженные аплодисменты толпы.

Внешний надсмотрщик экспансивно махнул рукой музыкантам, и те, поднявшись на ноги, расстались в улыбка и кратко поклонились толпе.

— Первое положение почтения, — скомандовал внешний надсмотрщик девушки, и те немедленно приняли указанную позицию.

Эллен, опустила голову вниз и прислушалась к происходящему вокруг. Пространство наполнилось негромким топотом и гулом голосов переговаривавшихся мужчин, двигавшихся к выходам из загородки.

Эллен облегчённо вздохнула, по крайней мере, её не избили. Она предположила, что теперь она возвратит свои танцевальные шелка, украшения и колокольчиков сундуки гримёрки, и вернётся к амфоре Каллимаха.

Набравшись смелости, девушка немного приподняла голову, но не заметила внутри ни Мира, ни Селия Аркония. Зато она увидела нечто напугавшее её, и заставившее тут же опустить голову. Писец, тот самый, который опрашивал её в выставочной клетке, в сопровождении охранников, причём сразу троих, направлялся в её сторону.

Её нехорошие предчувствия только возросли, когда она услышала, что они остановились рядом с ней. Эллен, задрожав всем телом, вжалась лбом в песок.

— Сто семнадцать, кейджера Эллен, — прокомментировал писец.

— Да, Господин, — подтвердила Эллен.

— Уведите своих девок, за исключением этой, — потребовал писец.

— Всем вернуться в гримёрную, — скомандовал внешний надсмотрщик.

Немедленно, сопровождаемые шелестом шелков, перезвоном колокольчиков и звяканьем ожерелий и браслетов, остальные рабыни вскочили на ноги и поторопились исчезнуть за шёлковым занавесом.

— Господин? — осмелилась спросить Эллен.

— Раздевайся, — приказал писец. — Догола.

— Да, Господин, — пролепетала Эллен.

— Помогите ей, — велел писец своим товарищам.

Один из охранников развязал хальтер, узел которого располагался на спине, и сдёрнул его. Другой охранник негромко присвистнул и восхищённо прокомментировал:

— Хороша.

Эллен поспешила снять с себя бусы, стянула с руки браслет и расстегнула крючки широкой танцевальной юбки, при этом густо покраснев от смущения, даже несмотря но то, что она рабыня.

— Вон та вуаль, Господа, — указала она, тем самым попытавшись сгладить момент своей внезапной скромности, — также была на мне.

Охранник подобрал вуаль и положил её сверху на хальтер, бусы и браслет, лежащие кучкой около девушки. Эллен подняла взгляд и, встретились со строгим глазами писца, сняла с себя юбку, аккуратно сложила её и, опустив голову, положила на песок у своих ног.

— Колокольчики, — подсказал писец.

Эллен села на песок и, подтянув левую ногу, попыталась снять колокольчики, которые к этому моменту оставались единственным, что на ней ещё было надето. Однако, несмотря на все старания, её пальцы оказались бессильными перед узлами, слишком неподатливыми, слишком тугими. Она делала всё что могла, но ничего не получалось и, в конце концов, она расплакалась.

— На живот, — скомандовал писец, и один из охранников присел подле неё и, схватив её за лодыжку, согнул ей ногу в колене так, что пятка почти коснулась ягодицы, и быстро отвязал колокольчики.

Эллен заскулила от боли. Жалобно зазвенев, колокольчики упали среди прочего реквизита. Едва её запястье было освобождено от захвата, девушка, само собой, оставаясь на животе, опустила ногу. Он лежала, повернув голову вправо, прижимаясь левой щекой к песку.

— Итак, малышка Эллен, — заговорил писец. — Ты неплохо станцевала.

— Спасибо, Господин, — прошептал Эллен, напуганная его тоном.

— Но вот что мне показалось странным, — продолжил писец, — так это то, что твой номер был объявлен в лагере в сочетании со столь престижным местом как танцевальный круг Ба-та. И я, хотя и не жалуюсь на память, сверился со своими бумагами, которые я в силу привычки всегда держу при себе.

Эллен, лежавшая на песке, в ногах мужчин обступивших её, испуганно замерла.

— Так вот, согласно моим записям, — сказал писец, рослый мужчина, одетый в синее, стоявший так, что рабыня могла видеть только кромку его одежды и сандалии, — Ты ответила отрицательно на мой вопрос относительно твоего умения танцевать. Быть может, в мои бумаги закралась ошибка?

Полагаю, что мы можем заметить, даже в рамках данного повествования, несмотря на возможный риск кажущейся неуместности, и мы надеемся, что это не станет поводом для наказания, что Эллен была женщиной, по крайней мере, среднего или рационального интеллекта. Конечно, жизнь на Земле, образование, достижения, статус и так далее, предлагают это. Более того, вероятно, можно было бы вспомнить, что интеллект занимает довольно высокое место среди критериев отбора гореанских работорговцев, одним из которых, как уже отмечалось ранее, был Мир. Думаю, что не погрешу против истины, если предположу, что доставка на Гор глупых женщин является крайней редкостью. Гореанские рабовладельцы, знаете ли, предпочитают рабынь с высоким интеллектом. Любой из них сочтёт за настоящее удовольствие, взять очень умную женщину, даже женщину блестящего интеллекта, разумеется, если она достаточно привлекательна, что представляла бы интерес в цепях, была бы хороша собой и могла бы хорошо извиваться на мехах, и научить её женственности, то есть преподать ей тот урок, которым слишком часто пренебрегают в образовании свободной женщины, как на Горе, так и на Земле. Он наслаждается тем, чтобы взять в свои руки такое интересное, прекрасное, замечательное существо и, шаг за шагом, проявляя большое терпение, низвести её до не рассуждающего, страстного, послушного движимого имущества. И конечно, чем она умнее, тем лучшей рабыней она, вероятно, станет. Лично я считаю, что это очевидно. Такая женщина с большей вероятностью сможет распознать самые малейшие, порой даже невысказанные желания своего хозяина. Соответственно, у неё будет меньше шансов на то, чтобы ошибиться, допустить оплошность, которая могла бы вызвать недовольство у господина. Кроме того, она, вероятно, будет не только горяча, предана и услужлива, но ещё изобретательна и рьяна, добросовестна и креативна в её невыносимом, категорическом рабстве, разумно отчаянна в том, чтобы ублажить своего господина. А вообще, мне кажется, что в обладании умной женщиной куда больше удовольствия, чем в обладании тупоголовой дурой. Она — настоящий приз, который заслуживает того, чтобы иметь его у своих ног. Также, средний гореанский рабовладелец хочет женщину, с которой он сможет вести беседу, серьезно говорить, ту, с кем он, в некотором смысле, сможет разделить свою жизнь. Для господина весьма обычно обсуждать со своей рабыней многочисленные вопросы, касающиеся политики, культуры, музыки, истории, философии и так далее, практически как если бы она могла бы быть равной ему, при том что не исключено, что она в этот момент может стоять перед ним на коленях, голой и с закованными в наручниках за спиной руками. Так что она вряд ли забудет, что она — женщина. Впоследствии хозяин может разместить её в цепях удовольствий, и, по своему вкусу, снова превратить её в умоляющую, покорную, завоеванную, судорожно дёргающуюся, извивающуюся рабыню. Тупая женщина, знаете ли, для мужчин не представляет особого интереса, и даже неважно в ошейнике она или без. С другой стороны умная женщина, оказавшись в ошейнике не теряет своего интереса, в действительности наоборот, оказавшись в ошейнике, она становится ещё привлекательнее.