Джон Норман - Приз Гора

— Сколько слов она изучает за день? — спросил молодой человек дежурного, того мужчину, который привёл к нему женщину.

— Сто, — доложил тот.

— Теперь поднимайте планку до двухсот пятидесяти, — приказал молодой человек.

От такого заявления у неё даже дыхание перехватило, а рука поднялась в бесполезном протесте.

— Кроме того, — меж тем продолжил мужчина, сидевший на стуле, — проследите за тем, чтобы они отточили её грамматика. А поскольку, как я предполагаю, ей может потребоваться большее совершенство, то пусть уделят особое внимание построению фраз, которые должны стать более удачными, и, конечно, лучше, чем мне об этом докладывают. Никто не имеет ничего против некоторого невежества и периодической неграмотности в такой как она, вроде случайного неправильного употребления слов или чего-то подобного. Это может быть очаровательно и даже забавно, но важно, чтобы она достигла значительно более высокого уровня беглости, чтобы она могла понимать, немедленно и превосходно, всё, что от неё требуется.

— Хотите улучшить её акцент? — уточнил дежурный.

— Со временем это само придёт, — отмахнулся молодой человек. — В настоящее время её акцент скорее полезен. Это послужит её немедленному опознанию носителями языка.

Женщина тут же решила все силы бросить на исправление своего акцента. Интуиция вдруг подсказала ей, что по неким, пока неясным ей причинам, в её же собственных интересах, ей следует скрывать своё происхождение. Возможно, в её происхождении было что-то, что в этом мире могло сделать её особенной, по крайней мере, для некоторых, причём особенный в том смысле, в котором ей могло бы не понравиться быть особенной. Впрочем, на тот момент она ещё не понимала того, что помимо её акцента, о её происхождении кричало её собственное тело, в частности пломбы в зубах и шрам от прививки на левом плече. Кроме того, конечно, было много того, что любой уроженец этого мира знал с молодых ногтей, но о чём она понятия не имела. Подвергнутая, при первом же сомнении вдумчивому допросу, она быстро сделала бы своё невежество очевидным для всех. К тому же, хотя в целом такая информация имеет тенденцию не иметь никакого реального значения в этом мире, но она, по крайней мере, в этом городе, была указана в её бумагах.

— Здесь нет стула, на который я могла бы сесть, — указала она мужчине, который сам-то сидел в курульном кресле.

Причём женщина сказала это холодно, чтобы её собеседник мог бы почувствовать стыд, и тем самым быть призванным к соблюдению простых правил приличия.

— Пусть через четыре дня, — добавил тот, обращаясь не к ней, а к сопровождавшему её мужчине, — возобновляют её лечение.

Женщина метнула в говорившего полный ярости взгляд, но он просто махнул рукой, отсылая её. Её сопровождающий жестом указал, что она должна проследовать из комнаты, причём идти впереди него.

Не скрывая раздражения, она развернулась на пятках и зашагала прочь. Вскоре дверь её камеры снова захлопнулась позади неё. Женщина обернулась и, сердито схватив прутья, тряхнула решётку своей камеры.

— Какое высокомерие! Как он высокомерен! — прошептала она, а затем отошла от входа и решительно села на табурет.

Когда дежурный, толкавший перед собой тележку с едой, дело в том, что в этом коридоре, как выяснилось, были и другие камеры, прошёл мимо её решётки не останавливаясь, она вскочила с места, бросилась к входу и закричала:

— Эй, накормите меня!

Но мужчина, не обратив на неё никакого внимания, пошёл дальше.

Некоторое время простояв вцепившись в прутья, женщина вдруг поняла, что больше не контролировала своего собственного питания. То, что она будет есть, а в действительности, будет ли она есть вообще, отныне решала не она, а кто-то другой. Это было не её дело. Она пожаловалась на отказ в двух приёмах пищи, наложенный на неё в наказание, по-видимому, за некоторую неуспеваемость в её «уроках», и вот теперь дежурный просто прошел мимо неё.

Той ночью она легла спать натощак. А на следующее утро тележка снова не остановилась перед её камерой.

— Пожалуйста! — взмолилась женщина.

Зато в тот день она была крайне старательна во время своих уроков. А также постаралась быть чрезвычайно готовой к сотрудничеству, приятной и почтительной, и даже отчаянно почтительной, к своим прекрасным, окольцованным наставницам. Наверное, со стороны могло бы показаться, что это они были взрослыми, а она робким, напуганным, наказанным ребёнком, отчаянно пытающимся понравиться им и заслужить хотя бы самую мимолётную поощрительную улыбку.

Голодная ночь, проведённая в камере, заставила женщину почувствовать себя по настоящему несчастной. Как-то раз, дежурный, проходя мимо, бросил внутрь кусок булки, к которому бросилась с яростью голодной волчицы и, упав на колени, проглотила, почти не жуя. Слезы катились по её щекам.

А несколько дней спустя её лечение возобновили.

— Женщина, — объявил мужчина, объявляя о её присутствии.

Она уже заняла своё место в центре жёлтого круга, освещённого столбов солнечного света, подавшего из высоко расположенного окна. Эта была та же комната, с постаментом, на котором возвышалось курульное кресло.

— Ого! — выдохнул молодой человек, наклоняясь вперёд.

Под его пристальным взглядом она встала ещё прямее и даже немного изящнее. Интуиция подсказала ей, что она находилась перед мужчиной, заставив почувствовать некоторое неясное беспокойство. За её жизнь, ей, конечно, проходилось стоять перед тысячами мужчин, в том смысле, что стоять поблизости от них, рядом с ними, но то, что происходило в данный момент, казалось ей чем-то совершенно отличным. Здесь она оказалась в ситуации один на один, рассматриваемая особым образом. Она вообще не могла вспомнить случая, когда она оставалась перед мужчиной, как в этот раз, и чтобы она ощущала то, что она ощутила в этот раз.

Даже, когда женщина стояла перед ним здесь же несколько дней назад, а она предположила, что с того момента прошло именно несколько дней, а быть может даже и целых две недели, то и это не было тем же самым. Да, она стояла перед ним, но, если можно так выразиться, стояла не таким же образом как раньше.

— Как Вы находите ваше теперешнее размещение? — поинтересовался он.

— Оно, несомненно, полностью соответствует вашему решению, — ответила женщина.

Да, теперь она чувствовала себя сильнее, чем была прежде. Да, она подозревала, что теперь ей было бы легче противостоять и сопротивляться отсутствию пищи, по крайней мере, в течение более длительного времени, чем раньше. Да, она не думала, что теперь он смог бы с той же лёгкость довести её до полной беспомощности перед ним. Да, она стала крепче. Однако у неё не было ни малейшего желания проверять это на собственном опыте. Она уже не сомневалась, что ему ничего не стоило, изменить её диету, или жёстко ограничить в еде, а то и просто отказать ей в этом, достаточно было только захотеть. Ей за глаза хватило прошлого урока. Она уже осознала, что, несмотря на всё её нежелание и сопротивление, он, рано или поздно, смог бы довести её до того состояния, в котором она на коленях или на животе, в рыданиях, будет унижаться и вымаливать корку хлеба. Тем не менее, она теперь стала сильнее.