Джон Норман - Приз Гора

Из удобств в конуре были только солома и тонкое, короткое, драное, затёртое одеяло. Считается, что для таких рабынь как она — этого достаточно. Таких как она редко балуют.

Удостоверившись, насколько, это у неё получилось, что никого из дежуривших сегодня мужчин нет на проходах, обеспечивавших доступ к расположенным ярусами конурам, она сняла свою тунику и, встав на колени перед отполированной металлической поверхностью, оценила свою фигуру, ставшую, у неё не было никаких сомнений, даже лучше той, какой она была когда-то. С одной стороны, это не могло не понравиться ей, но, с другой, это её пугало, поскольку она уже осознала, что в мире, где, как выяснилось, женская желанность одобрялась и ценилась, это делало её ещё желаннее, причём значительно желаннее. Ей вспомнились молодые женщины, которых временами проводили по коридору, голых и связанных, порой закованных в цепи. Да, она была уверена, что теперь её фигура стала даже лучше, чем была прежде, во времена её молодости. Конечно, подумала женщина, это могло быть следствием некого тонкого, благоприятного побочного эффекта лечения, но ей казалось более вероятным то, что это имело отношение к предписанной ей диете и разнообразным физическим упражнениям, комплекс которых недавно ей был преподан, и за рьяным выполнением которого, вёлся неусыпный контроль. Вдруг она услышала тяжёлые шаги, донёсшиеся со стальной лестницы снаружи, судя по всему в нескольких ярдах ниже её конуры. Женщина мгновенно нырнула обратно в тунику, легла не бок, свернувшись калачиком и плотно сжав ноги, и замерла, делая вид, что спит. Сквозь полусомкнутые веки она наблюдала за участком прохода за решёткой её конуры. Когда дежурный прошёл, она опять поднялась на колени. Встав перед зеркалом, женщина снова оценила своё отражение, но теперь в тунике. Она выпрямила тело и расправила плечи. Нет, её вовсе не раздражала рабыня, которую она видела там. У того, подумалось ей, кто знал женщин настолько же хорошо, как эти мужчины, не возникло бы особых трудностей, сделать суждение о скрытых под этой туникой, её самых интимных и деликатных очертаниях.

Наконец, она легла и попыталась уснуть. Она знала, что завтра ей предстояло быть представленной её владельцу.

— О, да, — прошептал мужчина. — Ты — теперь та же самая. Такая же самая.

Всё это время она не меняла позы. Наконец, он встал и, одобрительно глядя на неё, отступил на шаг назад, а затем повернулся и, поднявшись на возвышение, занял своё прежнее место в курульном кресле.

Казалось, что мужчина не мог отвести от неё своего взгляда. Не могло ли случиться так, внезапно мелькнул у неё вопрос, что он, так же, как и она, испугался.

Мужчина повернулся к одному из тех людей, что стояли подле него, высокому человеку в белых одеждах с золотой каймой. Ей уже преподали, что это представитель касты Торговцев.

— Что Вы о ней думаете? — поинтересовался у него молодой человек.

— Хорошенький кусочек клеймёного мяса, — ответил тот. — Обычная девка-собственность. Типичная трофейная плоть. На рынках таких как она — тысячи. В общем, никчёмная.

— Я помню её по прежним временам, — сказал молодой человек.

— Возможно, конкретно для вас, — пожал плечами его собеседник, — она, действительно, в некотором роде является особенной.

— Нет, — отмахнулся он. — Ну, кроме разве что того, что её бока имеют некоторый интерес.

Признаться, она мало что поняла из их короткого обмена фразами. Слова в выражениях казались достаточно ясными, но, фактически, они не доходили до неё в своём полном смысле, в том, который подразумевался в них касательно её. Она словно слышала их, но не могла понять или принять. В особенности её озадачила и вызвала неясную тревогу ссылка на рынки.

Получается, что она не представляла для него интереса, подумалось ей, кроме разве что того, что её бока могли бы быть отчасти интересны! Но затем она вдруг испугалась, что это было правдой. А ведь действительно, какой ещё интерес она, или такие как она, могла бы представлять для мужчин этого мира? Память услужливо подбросила ей картинки со связанными нагими красотками в коридоре. И её охватил страх, что здесь, в этом мире, мужчины были господами, и всё будет именно так, как они того пожелают, что они поступают с женщинами так, как им это нравится, как это привычно для владельцев. Она по-настоящему испугалась, что теперь всё будет на их условиях, на условиях мужчин, на условиях господ, полностью, в точности.

Конечно, подумала она, должен быть некий способ обмануть их! Выскользнуть из-под их власти! Правда, у неё тут же появилось пугающее сомнение относительно того, что эти мужчины могут оказаться настолько глупы. Нет, ни в малейшей крупинке, действии или грани, никоим образом, не похожи они были на тех, кто мог бы отбросить свою власть.

Они не были глупцами!

Женщина не смела нарушить предписанную позу.

— Как идут твои занятия? — спросил он.

— Хорошо, я надеюсь, — ответила она и, запнувшись, негромко добавила: — Господин.

Его лицо расплылось в улыбке. Женщина видела, что это слово, слетевшее с её губ, будучи адресовано ему, доставило ему удовольствие. Никогда прежде не использовала она эту форму обращения, за исключением, разве что, её снов, грёз и мыслей. Это осознание реальности её порабощения, тёплой волнующей волной захлестнувшее её тело, вдруг заставило её почувствовать себя необыкновенно красивой и беспомощной. Но вдруг в её голове мелькнула парадоксальная мысль. Да он же просто слабак, с раздражением подумала женщина, если ему захотелось, чтобы она обращалась к нему именно так! Как он жалок! Да он просто нуждается в этом! Неужели он настолько слаб? Впрочем, до неё быстро дошло, что это была просто непроизвольная, защитная реакция её испуганного сознания, запрограммированная бессмысленными, внушёнными ей бессмысленной пропагандой её культуры, с её упрощениями и уравниловкой, порождениями нигилистического заговора, результата столетий негодования, отрицания, ненависти, жертв и страха. Она уже успела уяснить для себя, что только слабые мужчины будут бояться принимать, владеть и наслаждаться доминированием, своим неотъемлемым правом древнего биологического наследия. Теперь она сама была готова ненавидеть и презирать тех мужчин, которые были слишком слабы для доминирования, что в ужасе стремятся избежать своих привилегий, полномочий и обязанностей! Нет, он, да и все другие, такие же как он, вовсе не были слабыми! Они были сильными, намного сильнее робких, скучных слабаков, столь характерных для её прежнего мира. Он, как и остальные мужчины на этой планете, был достаточно силён и достаточно могущественен, чтобы ожидать, требовать и принуждать к должному почтению к себе, требовать и принуждать женщин к подчинению их принципа женственности, во всей её изумительной мягкости, желанности и красоте, своему более суровому, более опасному принципу мужественности.