Джон Норман - Приз Гора

— На ноги, маленькая кейджера, — приказала первая наставница, едва в комнату донёсся отзвук первого удара свидетельствовавшего о наступлении восемнадцатого ана.

«Что же, он может хотеть от меня? — спрашивала себя Эллен, поднимаясь на ноги и автоматически отсчитывая долетавшие снаружи удары. — Впрочем, чего бы он от меня не хотел, я сама хочу ему это дать, просто я пока не знаю того, что он хочет! Но не хочет ли он, чтобы я снова отказалась просить, и не будет ли он тогда гордиться мной, доказавшей перед ним свою ценность, тем, что я всё ещё очень похожа на свободную женщину? Или всё же он хочет, чтобы я просила? А если я откажусь просить, то не буду ли я возвращена в прачечную, возможно, теперь уже навсегда, возможно так и не получив шанса понравиться ему? Или он хочет, чтобы своим прошением я дала ему доказательства его власти надо мной? Ведь этим я недвусмысленно признаю себя никчёмной рабыней. Или этой просьбой я признаю, что у меня есть сексуальные потребности? Или это моя просьба — просто тест на пригодность носить его цепь на шее у его рабского кольца?»

Снаружи всё ещё доносился звон сигнального рельса.

Эллен почувствовала гребень, а затем щётку в своих волосах, которые снова торопливо укладывали на её плечи. Вторая наставница ещё раз попыталась одёрнуть кромки подола её короткой туники, но они тут же прыгнули на место, стоило женщине отпустить их. Эллен почувствовала, что её скованные запястья немного оттянули и скрестили. Внезапно до неё дошло, что как и в случае с руками сложенными на затылке или на шее сзади, это выгодно подчеркивает её фигуру. Кстати, это также касалось и многих других действий. Ей вспомнилась манера, в которой Ина инструктировала её нести корзину с бельём, особенно если при этом используются обе руки. Вытянутая вертикально, изящная стойка рабыни, с которой она обычно начинает свой танец, производит подобный эффект.

— Ты, правда, девственница? — полюбопытствовала первая наставница.

— Да, Госпожа, — ответила Эллен.

Весёлый смех наставницы прозвучал под аккомпанемент приглушённого стенами звона часового рельса.

Выражение, которое использовала женщина, если его дословно перевести на английский язык, прозвучало бы как «белый шёлк». Его антонимом будет словосочетание — «красный шёлк». Эти выражения, кстати, используются только для рабынь, и ни в коем случае для свободных женщин. Было бы тяжким оскорблением, сказать про свободную женщину «белый» или «красный шёлк». Это было бы ужасно вульгарно. За такое следовал бы немедленный вызов на дуэль. Выражения, более подходящие для свободных женщин по-гореански звучат как «глана» и «метаглана», или «профаларина» и «фаларина». Однако даже у этих последних выражений имеются гореанские коннотации, отражающие их взгляд с точки зрения мира природы. В первом случае условие девственности расценено как то, что будет заменено, а во втором, это звучит просто как что-то, что предшествует перед чем-то, чем-то более важным, вроде вводной фазы или пролога, так сказать.

— И твой хозяин вызвал тебя к себе этим вечером! — рассмеялась она.

— Да, Госпожа, — кивнул Эллен.

— И Ты без железного пояса!

— Да, Госпожа, — повторила Эллен, чувствуя холодные щупальца страха.

— Ну тогда не удивляйся, маленькая девственница, — усмехнулась женщина, — если этой ночью Ты переоденешься в красный шёлк!

Вторая наставница прыснула смехом вслед за своей коллегой.

Эллен взглядом полным укоризны и оскорблённого достоинства посмотрела на них. Женщина была потрясена, шокирована. Однако её потуги пропали втуне, а выражение её лица скорее ещё больше развеселило их.

— Ты только глянь на эту маленькую варварку! — давилась смехом первая наставница.

— Ты что, думаешь, что Ты — свободная женщина? — вторила ей вторая. — Так вот нет! Вы — маленькая самка урта! Нет, Ты — маленькая тарскоматка!

— Точно! — согласилась первая.

Эллен опустила голову и раздражённо уставилась в пол.

Для Эллен её девственность была крайне важна. Когда-то она полагала, что наградит этим кого-то только в неком прекрасном и романтичном контексте, по своему собственному выбору, если, конечно, ей представится такой случай. И вот теперь до неё дошло, что это, как и она сама, принадлежит её господину. Теперь она была животным, просто домашним животным. Её девственность, соответственно, для общества или её владельца представляла не больше интереса или важности, чем таковое качество у свиньи.

Она вдруг задёргала руками, закованными в браслеты, бесполезно, разумеется.

Но вот прозвучал и затих последний удар, объявив дому о наступлении восемнадцатого ана.

Охранник взял женщину за левое плечо и, открыв дверь в зал приёмов, ввёл её внутрь.

Едва переступив через порог зала, Эллен почувствовала, что охранник выпустил её руку и отстранился. Зал был тем же, что и в прошлые их встречи, за исключением того, что от двери к курульному креслу теперь вела длинная, узкая красная ковровая дорожка.

Подняв взгляд, Эллен задрожала всем телом. От вида её господина у неё перехватило дыхание. Женщина замерла на месте, некоторое время ей понадобилось на то, чтобы вернуть контроль над собой и снова начать дышать. Она почувствовала слабость в ногах, и испугалась, что сейчас упадёт. В руках именно этого человека была вся власть над ней. Именно ему она принадлежала.

— Рабыня Эллен, — объявил охранник из-за её спины.

Наставницы в зал не вошли, оставшись в комнате подготовки. Эллен не знала, будут ли они ждать её там или нет, но предположила, что женщины, скорее всего, должны возвратиться по своим камерам.

Мир, владелец Эллен, по-видимому, читал свиток. Или делал вид, что читал, растянув его между двух рук. Свет падал на него сзади, где по обе стороны от курульного кресла, возвышались две лампы. Слева от курульного кресла имелся небольшой столик, на котором стоял графин из цветного стекла и маленький стакан, того же цвета. А ещё на столе лежала плеть, которая, как и цепь, является здесь символом доминирования.

Мир, оторвав взгляд от свитка, жестом указал, что рабыня может приблизиться.

Эллен, нетвёрдыми ногами переступая по длинному ковру, направилась к стулу. Она шла как рабыня. Она прикусила губу. Она видела, как чуть заметная улыбка растянула уголки его рта, однако не изменила свою походку. Она была рабыней.

— Стой, — скомандовал мужчина.

Эллен замерла, не дойдя нескольких футов до возвышения.

— Оставайся стоять, — остановил он её порыв встать на колени.

Дело в том, что обычно, если девушка получила приказ остановиться, она опускается на колени. Это общепринято, когда рабыня находится в присутствии свободного человека.