Джейсон Рейнольдс - Человек-Паук. Майлз Моралес

– Он, наверное, просто ушел с этой дерьмовой работы, – сказал парень с наушниками, открыв мешок, чтобы Майлз мог стряхнуть в него мусор. Дождь наконец прекратился.

– И нам ничего не сказал? – спросил парень с зубочисткой. – Я звонил ему и все такое. Дважды.

– И он не перезвонил? – спросил бородатый.

– He-а. И причем это было уже давно. Он как будто испарился.

– В смысле испарился? – выпалил Майлз. Он не собирался вмешиваться, просто не удержался. Четверо парней в зеленых комбинезонах одновременно на него посмотрели.

– Ты знаешь Бенджи? – спросил Рики. Его голос был более резким, чем за секунду до этого. По его тону было понятно, что он спрашивал наполовину искренне, наполовину как бы говоря Майлзу, чтобы тот не лез не в свое дело.

– Э-э-э… нет, я просто…

И, прежде чем Майлз успел выразить слова, застрявшие в горле, парень в оранжевой шапке продолжил:

– Эй, да пофиг. Так я это к чему, если вы еще не пробовали сома в этом ресторанчике, «Пичис», сделайте себе одолжение. Они его делают в кукурузной панировке. Пальцы можно съесть, – он протянул руку и забрал у Майлза палку, сообщая, что работа окончена. Они уже дошли до общежития. – Ты тоже попробуй, пацан, – сказал парень в оранжевой шапке Майлзу. – Уверен, это намного лучше, чем то, что вы едите в своей моднявой школе.

– Доброе утро, гм… я собирался сказать «солнышко», но ты насквозь промок, так что… доброе утро, дождик, – сказал Ганке, когда Майлз вернулся в спальню. Ганке сидел на стуле, ел овсянку и смотрел телевизор.

Майлз ничего не ответил. Просто сел на кровать и закрыл лицо ладонями. Бенджи не заслуживал такой участи. Его похитили. И хотя Майлз не был в этом уверен, его мучило чувство, отдававшееся где-то в глубине живота, что именно так все и было.

– С тобой все хорошо? – спросил Ганке, повернувшись на стуле к Майлзу. Майлз не пошевелился.

– Да, – ответил он приглушенным голосом. – Я тут ходил в часовню, – Майлз наконец поднял голову.

– В школьную часовню? – удивленно переспросил Ганке. – Тебе что, во сне явилась собственная мать и приказала оторвать задницу от кровати и пойти туда?

Майлз не засмеялся.

– Там было закрыто. Наверное, я пришел слишком рано. Но я все-таки получил послание, – Майлз внезапно слез с кровати, наклонился и пошарил под ней, прежде чем наткнулся на веб-шутеры. Он бросил их на кровать, затем порылся в шкафу и снова выудил из него костюм. – А теперь я должен его передать.

– Майлз, что ты делаешь? – спросил Ганке. Майлз начал переодеваться. – Майлз, – Ганке поставил тарелку на стол, – еще и восьми утра нет.

– Слушай, я все хорошо обдумал, как ты и сказал, – Майлз стянул мокрые вещи, вытерся полотенцем, затем надел на себя костюм, обтянувший тело как вторая кожа. – И теперь я должен идти.

Он взял маску и подошел к зеркалу.

Ганке встал.

Майлз медленно опустил маску на лоб, затем на глаза. Как обычно, на секунду стало темно. Он открыл глаза, расправил маску на носу и подбородке. Снова посмотрелся в зеркало. Человек-Паук.

– Я думаю, ты правильно вчера сказал. Рыба гниет с головы. Тот старик и есть голова. И я должен остановить его. Он причиняет вред стольким людям. Людям, которых мы знаем. Людям, которых мы не знаем. Людям, которых уже даже нет в живых. Он причиняет вред моей семье, моим соседям, мне… Я не смогу ни о чем другом думать, пока не разберусь с этим. Какой толк быть героем, если я не могу спасти самого себя?

– Ты уверен в своем решении? – спросил Ганке. Он посмотрел на Майлза, в его лице не было ни намека на шутку, в голосе не звучало ни толики сарказма. Все-таки Ганке был Майлзу почти братом и по-родственному любил его.

– Уверен, – Майлз кивнул. – Я не догадываюсь, я точно знаю. А знание – сила.

– Ас великой силой…

– Приходит великая ответственность, – закончил Майлз, протянув Ганке руку. Они обменялись крепким рукопожатием, глядя друг другу в глаза, затем Майлз подошел к окну, распахнул его, слился с красным кирпичом и голубым небом и выбрался наружу. Майлз полз по стене здания, прежде чем спрыгнуть на землю и побежать через кампус к актовому залу. Оказавшись у двери, до которой он следил за Чемберленом прошлой ночью, он отогнул ее на достаточное расстояние, чтобы пролезть внутрь. Майлз снова стал видимым и побежал вниз по ступенькам, где мрак туннеля полностью поглощал свет, а под ногами плескалась вода. Он мчался по туннелю, как скорый поезд. В голове крутились одни и те же мысли: его имя, его фамилия, наказание в школе, дядя, отец, соседи, Остин, все, кто пострадал до и после него.

Все, кто пострадал после него .

Через пару минут забега по туннелю Майлз оказался у двойной двери, располагавшейся над головой. Он прислушался. Майлз мог слышать, как наверху прыгают сверчки, как гудит самолет высоко в небе, пролетающий в милях от места, где находился мальчик. Звука шагов и шуршания приминающейся травы слышно не было. Он толкнул дверь, вылез наружу и огляделся. Неподалеку стоял забор, который был выше, чем большинство зданий рядом; он ограждал заднюю бетонную стену тюрьмы.

Подросток побежал к дому, поднялся к окну, через которое наблюдал за происходившим прошлым вечером. Майлз замер, как солдат, ожидающий приказа идти в атаку. Уорден, одетый в брюки и белую сорочку, сидел на кресле и попивал что-то из кружки. Солнечные лучи, проникавшие через окно, преломлялись сквозь хрустальные безделушки в шкафу напротив и рассыпались по стене разноцветным калейдоскопом. При других обстоятельствах Майлз оценил бы получившуюся красоту. Красоту, достойную картинной галереи или музея.

Из-за дивана появилась кошка цвета свежевыпавшего снега. Она запрыгнула на диван и устроилась поудобнее на коленях старика, принявшегося нежно ее поглаживать. Майлз слышал ее мурлыкание, мягкий, довольный рокот, пока она облизывалась, затем кошка широко зевнула, обнажив длинные клыки. Майлз наблюдал за происходящим, поражаясь, как это все мило выглядело. Богатый старик наслаждался воскресным утром со своим любимым питомцем. Майлз всегда хотел иметь домашнее животное. Правда, не кошку. Ему больше нравились собаки, но отец говорил, что завести собаку – то же самое, что завести ребенка: еще один лишний рот. «И кто будет с ней гулять? А если она тебя укусит, Майлз?» – спрашивал отец. И каждый раз, когда Майлз принимался спорить, что она не укусит, отец повторял: «Если у нее есть зубы, она укусит» .

У этой милой кошки тоже были зубы. И у этого, как казалось, беспомощного старика, чье дряхлое тело состояло, похоже, из папье-маше, – у него тоже были зубы. Зубы, которые только что упали в кружку, потому что он засунул в нее палец и достал их как кусок льда. Майлз наблюдал, как начальник тюрьмы вернул их на место и придавил большим пальцем, очевидно, с силой прижимая отвратительные искусственные зубы к десне.