Мерседес Лэки - Охотница [litres]

Но сейчас я впервые услышала, что многие из них дежурят на наблюдательных пунктах, пропуская открытые мысли через свое сознание. От этого я поежилась. Хорошо, что в моем перскоме есть псайщит. Пускай Джош и не пытается читать мои мысли – мало ли кому вздумается залезть мне в голову. Многое из того, что сказал Паладин, я очень даже поддерживаю.

Однако Джош получил другое назначение. Его еще в детстве определили на службу к моему дяде. И, судя по тому, что он рассказывал, для дяди он был почти членом семьи.

– Префект Чарм научил меня быть не столько Псаймоном, сколько человеком, – признался Джош после десерта. – Я иногда думаю: а если бы я попал к нему позднее? Глядя на других Псаймонов… – Он осекся. Посмотрел на мою пустую тарелку, потом поднял взгляд на меня. – Ну что, поднабрали калорий, теперь самое время их сбросить, да?

Транспод высадил нас перед зданием, с виду не отличавшимся от других: такое же высокое и функциональное. Но спереди оно все светилось: плоская стена была чем-то вроде громадного экрана для проектора. И показывали на этом экране нечто невиданное. Изображение невероятно изысканного фасада дворца, точно подогнанное под размер здания, казалось настолько убедительным, что только на ощупь можно было понять: все эти резные орнаменты из листьев и завитушек, все эти фигуры – проекция. А над входом красовались настоящие резные буквы высотой в целый этаж: ШТРАУС ПАЛАЦЦО.

В общем, мимо не пройдешь.

Из трансподов то и дело выпархивали люди: мужчины во фраках, как Джош, и женщины в еще более немыслимых платьях, чем у меня. Но все камеры, завидев нас, вмиг потеряли интерес к шикарной публике и тучей слетелись к нам. Вы под наблюдением, назойливо напоминали они, все смотрят на вас. А ведь я об этом чуть не позабыла: в ресторане камеры все-таки были не на виду.

Мне сделалось жутковато; я не на шутку напряглась. И как бы это выразиться… чувствовала себя очень сильно не в своей тарелке. Одно платье какой-нибудь здешней красавицы стоит больше, чем целое поселение на Горе зарабатывает за год! Это же вообще ни в какие ворота! Но ведь ничего не рождается из ничего. Откуда у людей деньги на роскошные вещи? Такие гардеробы оплачиваются либо наследственными капиталами, либо чьим-то трудом, верно? Ведь даже то платье, что на мне, я заработала своим трудом.

Мне все лез в голову тот маленький оборвыш из Отстойника. Сколько лет он мог бы нормально питаться за одно такое платье?

Но толком поразмыслить об этом у меня не получалось из-за всеобщей суматохи. А может, так и было задумано, чтобы отвлекать таких пытливых, как я. Небось тут нарочно все такое соблазнительное. Как моя ванная.

Мы прошли в дверь и очутились в просторном зале, примерно в два этажа высотой. В глубине зала виднелась лестница, а по обе стороны от нее расположились барные стойки с напитками. Пальцы Джоша легонько сжали мою ладонь. Мы поднялись по лестнице и встали на вершине. Мы смотрели на зал. Зал смотрел на нас.

Музыка звучала отовсюду: тут, наверное, магические аудио- и видсистемы. Я и вообразить себе ничего подобного не могла. На меня снова накатил страх: вот-вот кто-нибудь уличит меня в обмане и выставит вон.

Вдоль стен высились золоченые арки; их не было только над широкой лестницей. Внутри арок под сумеречным небосводом зеленели восхитительные шпалерные сады, залитые светом, – в точности как на снимках времен до Дисерея. Потолок был в виде звездного неба. Возле стен, прямо под арками, стояли столы и стулья всех видов и размеров. Однако большая часть зала предназначалась для танцев. Поверите ли, напрягалась я ничуть не меньше, чем в присутствии Жителя-Волхва. Друзья предупреждали меня, что тут все по-особенному. Только вот как именно по-особенному?

Сейчас звучала не очень быстрая музыка, и пары в зале кружились как цветы, подхваченные неторопливой рекой. У кого-то получалось лучше, у кого-то хуже. Тут хочешь не хочешь оробеешь!

– Пойдем? – спросил Джош под неусыпным оком камер.

Он, наверное, уже тысячу раз это проделывал, потому что легко и непринужденно влился в ряды танцующих. Я и пискнуть не успела – а мы уже кружились по часовой стрелке в общем потоке.

Поначалу я пыталась почувствовать, что сейчас сделает Джош. Для Охотника это не такая уж легкая задача: мы не очень сильны в непосредственном чувствовании, наш конек – предвосхищение. Каждый Охотник должен предвосхитить действия пришлеца, то есть просчитать все на пять-шесть шагов вперед. Но в какой-то момент я поймала нужную волну у себя в сознании, и все встало на место. Теперь я могла немного расслабиться и оглядеться. Я очень старалась не разевать рот при виде этого блистательного, великолепного… всего. Ну, и тут меня опять повело из-за Джоша. Потому что он обнимал меня за талию, и это было вовсе не как с тем блондином-инструктором. Рука у Джоша была теплая, и держал он меня как-то по-теплому. От него пахло чистотой и немножко кедром.

Танец закончился, но тут же начался следующий. Ладно, я-то в отличной форме – но сколько продержится Джош? Не может же у него быть подготовка, как у Охотника. Такой подготовки ни у кого не бывает, даже у гонцов. Попробуйте-ка побегать по угодьям с утра до ночи при полной амуниции – танцы вам после этого покажутся детской забавой. Мне ничего не стоит танцевать часами напролет.

Но цивы-то пешком больше полусотни ярдов [23] Ярд равен 0,9 м. за раз не одолеют. Для них танцы, должно быть, нешуточное испытание. После четвертого танца раздался аккорд, который всем, кроме меня, что-то сказал. Пары рассыпались; мужчины принялись кланяться, а женщины приседать в хитром поклоне – называется «реверанс». Их пышные юбки стелились по полу. Мое платье было не такое пышное, поэтому я сделала реверанс, не придерживая подола. Свет потускнел, зато зажглись лампы на столах, и пейзаж в арках сменился на ночной сад со светлячками и горящими свечами.

Хоть я и понимала, что сад ненастоящий, что это лишь проекция, все равно ничего не могла с собой поделать: краем глаза все выслеживала пришлецов.

Появились девушки, одетые во все черно-белое. Юбки у них были немыслимо короткие, а на головах топорщились изогнутые белые шапочки. Официантки, догадалась я. Пока я внимательно изучала все вокруг, Джош что-то заказал. Он этого словно не замечал.

В центре зала зажегся свет, и на середину выпорхнула пара – оба до того красивые, что глазам не верилось. Она – в платье со шлейфом длиной ярда три поверх юбки с целой горой оборок и пышным хвостом сзади, и все сшито из золотого атласа. Он тоже был в золотом атласе, только не в смокинге, а скорее в военной форме – с кучей всяких затейливых финтифлюшек спереди, с развесистым аксельбантом на плече и плоскими эполетами, украшенными бахромой. Дама подхватила шлейф и быстрым изящным движением заткнула его за пояс. Грянула музыка, и пара начала танцевать. У меня глаза стали с чайные блюдца; я еле заставила себя не таращиться.