Елена Первушина - Невидимый город [сборник litres]

Эгери упросила одну из служанок купить для нее на рынке полыни: кормилица когда-то рассказывала, что это хорошее средство от усталости и головной боли. Эгери заваривала полынь и добавляла горькую настойку в подогретое вино, и вскоре Асий согласился, что ее кормилица была мудрой женщиной – полынь и в самом деле разгоняла его головные боли.

Скоро Эгери поняла, что эти разговоры – не просто дань вежливости: Асий искренне увлечен историей родной страны, а точнее, обычаями градостроительства и устройства домов. Среди своих друзей он, похоже, не нашел заинтересованных собеседников, а Эгери всегда была любознательна, ей нравилось при случае взглянуть на мир чужими глазами, тем более что Асий говорил о действительно интересных вещах и частенько высказывал мысли, которые казались ей необычными и заслуживающими внимания.

– Дом – это наша связь с предками, – говорил он. – Иногда дом может давить, стеснять движения, будто его строили не по нашей мерке, а иногда наоборот – словно поднимает тебя и держит в надежных руках, и ты чувствуешь, что не одинок, что у тебя всегда есть защита. Но чаще всего, – тут Асий улыбался, – чаще всего и то, и другое одновременно. И одновременно дом – это мы сами, причем не всегда те, кем мы хотим казаться, а те, кто есть на самом деле. Вот, например, острова вроде того, в котором ты жила. Знаешь, почему их так строят? Предки нынешних обитателей островов жили в деревнях, в хижинах на одну-две комнаты, в которых только спали. Готовили обычно в очаге на улице, целый день проводили в поле или со стадом, ничего ценного в доме не хранили. Через несколько поколений такая хижина приходила в негодность, ее разрушали и сообща строили новую. Потом их сыновья перебрались в город, денег у них было всего ничего, они и принялись строить такие же домики, как их родители, лепить их друг к другу, а потом и друг на друга и сдавать в них углы таким же любителям городской жизни без гроша в кармане. Строили тоже ненадолго – укладывали камни в известковый раствор как придется, в беспорядке. Если попадался по дешевке какой-нибудь мусор: мелкий щебень, битый кирпич, глиняные черепки – он тоже шел в дело. Фундамент вкапывали неглубоко, как для одноэтажного дома, а лепили поверх пять или шесть этажей. Перегородки делали плетеные, из лозы, оттого и пожаров столько. Словом, жизнь у людей изменилась, а дом – нет, вот и мучаются. Хотят всем доказать, что они настоящие горожане, а на деле и не горожане, и не крестьяне, такие же неустойчивые и опасные, как и собственные дома. Когда я был молодой, думал: вот займу самую младшую общественную должность, тут же всех буду убеждать, что острова надо снести, а на их месте выстроить нормальные дома.

– И что дальше? – полюбопытствовала Эгери.

– А дальше ничего. Ты только представь себе, сколько на это нужно денег. Совет Старцев никогда не позволит подобного расточительства. Не забывай, жителей островов и так все презирают, это ведь их предки трудились на земле день и ночь, а они по большей части тунеядцы, ничего своего не имеют, кроме разве что жаровни да кучи тряпья, живут в праздности, выпрашивая подачки у богачей, а то и воровством промышляют.

– Ничего себе! – возмущалась Эгери, вспоминая своих соседей по острову. – Пожарники, городские стражи, ремесленники, торговцы, возчики, булочники, повара, портные, сапожники – это все тунеядцы? Да где б вы были, если бы не они? На что бы тогда жизнь в вашем Лусе стала похожа?

– Может, ты и права, – соглашался Асий. – Только денег все равно никто не даст. А меня еще и заподозрят в том, что я заигрываю с беднотой, чтобы устроить переворот и захватить власть.

– Конечно, – презрительно фыркала Эгери. – Если живешь в такой роскоши, как ты, и не гадаешь, когда тебе на голову потолок посыплется, есть время подумать и о захвате власти.

– Где роскошь? – искренне удивился Асий. – Ты еще роскоши не видела, если так говоришь. У иных и внутри города своя деревня, за домом свой виноградник с виноградарем, и конюшня, чтобы хозяин мог на колеснице объезжать свои городские владенья. Кстати говоря, дома вроде моего – это тоже бывшие деревенские усадьбы, хотя, конечно, они побогаче хижин. Вот смотри, я пару лет назад навещал свое поместье и попытался зарисовать тамошний дом. Видишь, похож на городской, но не совсем. Представь себе, что будет, если с нашего главного зала снять крышу, – получится вроде двора, с боков повети, где можно большую зернотерку поставить или пресс для сыра, или скотину держать. Позади двора столовая с кухней, хозяйская комната со спальней, впереди еще два помещения, где можно или хранить что-нибудь, или лавку устроить. Так наши предки жили. А потом они перебрались в город, повети им стали ни к чему, зато понадобился большой зал для гостей. Они и закрыли внутренний двор крышей, переставили туда ткацкий станок и обеденные столы, а на бывших поветях сделали кладовки, комнаты для служанок, в одной из передних комнат поселили привратника. Вот и получился у них городской дом.

– Только полдома! – возразила Эгери. – А как же вторая половина? Та, что вокруг сада?

– О, это почти невероятная история! – Асий улыбнулся. – Постой, у меня тут был рисунок. Не я рисовал, правда, другой человек, но зато и нарисовано лучше. Много лет назад, при моем деде случилась страшная гроза, реки вышли из берегов, и одна из них в северной части Сюдмарка размыла холм. И открылся древний город, который построили люди, что жили здесь до нас. И там были такие дома – с галереями, библиотеками, садами. И людям это так понравилось, что они стали строить такие же дома в Лусе. Наверное, сначала кто-то один построил, потом его соседям тоже захотелось, а потом и в моду вошло. А потом случилось самое интересное. Наши старые дома, что деревенские, что городские, – они всегда развернуты на улицу, в них все время заходят люди, разговаривают, договариваются о чем-то, обсуждают новости, и у хозяев вся жизнь на виду. Да в общем-то нашим предкам было нечего скрывать, они очень редко думали о себе, а чаще – об общественном благе. А вот когда появилась вторая половина с садом, туда уже могли заходить только домашние и самые близкие друзья. И появилось место для того, чтобы побыть в одиночестве или с дорогим человеком, побеседовать, почитать, поразмышлять в тишине. И люди стали меняться. В моду вошли книги, науки, ученые беседы. Не только о благе государства, но и о том, как устроен мир, откуда взялся человек, что происходит на небе и на земле. Представляешь, этот народ, который исчез много лет назад, сумел повлиять на нас, нас изменить. Многие, правда, считают, что это плохо, что наши предки были чище и выше, а науки и размышления изнеживают людей, превращают воинов в капризных детей, но я так не думаю. Я думаю, что без привычки видеть и размышлять воины превращаются в убийц и мародеров.