Дмитрий Скирюк - Осенний Лис [litres]

– Тебя-то, мать, за что? – спросил травник, обернувшись на пороге.

Глаза той блеснули под завесой спутанных волос.

– Не мать я тебе. И слава богу, что не мать, – помолчав, ответила она. – А коль не знаешь, знай, что прокляла я графа вашего в глаза за то, что сына моего он насмерть запорол…

Травник промолчал.

Он вернулся в свою темницу с последним черпаком холодной каши в руках, шлёпнул варево Миклошу в миску и поставил на пол пустой котёл. Выволок стражника в коридор, запер его в пустой камере и появился вновь – забрать своё одеяло для старухи. Напоследок задержался в дверях.

– Я вернусь, – сказал он Миклошу.

И ушёл.

Миклош остался сидеть с миской на коленях, потом вздохнул и начал есть. Взгляд его упал на браслеты пустых кандалов – заклёпанные просто так, они выглядели на редкость глупо. Он улыбнулся своим мыслям и прошептал чуть слышно травнику вослед:

– Благослови тебя Бог, парень.

Граф Цепеш мерил комнату шагами битый час, будучи не в силах унять свою ярость. Ещё бы! Из подземелий замка не сбегал ещё никто, пришлый травник был первым, кому это удалось. Такой пощёчины от какого-то смерда граф стерпеть не мог.

Кришан стоял у камина, время от времени вороша носком сапога тлеющие угли. Молчал, глядя в огонь. В руках у него тускло отсвечивал зеленью браслет рыжего ведуна.

– Немыслимо! – Граф рухнул в кресло и потряс кулаками. Нацедил из кувшина вина, жадно выпил и сдавил в руке оловянный кубок. Тонкие стенки смялись с лёгким хрустом, граф некоторое время молча смотрел на него, затем повернулся к Кришану.

– Расскажи, как это случилось, – потребовал он.

– Никто не знает, мой господин, – холодно ответил тот. – Вчерашним вечером стражники у ворот видели, как сторож подвалов Клошка вышел из замка, и клянутся, что обратно не пришёл. А сегодня поутру я сам спустился проверить и нашёл его там связанным и запертым в пустой темнице. А рыжего нет. Всё.

– Дорого бы я дал, чтоб узнать, как он это проделал! – Граф Цепеш задумался. – Колдовство, не иначе… Что Клошка?

– Приложили его крепко, только в темницу вошёл. Очнулся после.

– А этот… кто в темнице вместе с этим… что сказал?

Кришан пожал плечами:

– Молчит. Говорит, проснулся – ан, травника-то и нету.

– Врёт, собака!

– Может, и врёт, – согласился Кришан. – А может, и нет. Цепи там целые так и лежат, даже браслеты не расклёпаны.

– Нет, но каков! – Граф стиснул кулаки, встал и подошёл к окну. – Как есть колдун. Что ж… – Он помедлил. – Жаль. А мог бы пригодиться. Так. Клошке плетей и вон из замка. Тем двум, что спали у ворот, тоже всыпать, чтобы впредь смотрели лучше. Что до травника… Упускать его нельзя. Я сам займусь поимкой.

Кришан молча покачал головой. Поднял взгляд.

– Это может быть опасным, мой господин, – сказал он и покрутил меж пальцами браслет. Камень мерно вспыхивал и гас – малиновое на чёрном. Некоторое время оба молча смотрели на него, затем Кришан продолжил: – Кто знает, что за тварь нам попалась. К примеру сказать, что он делал в лесу? Не травы же он зимой собирал, в самом деле! Там нехорошее место, у камней, я спрашивал у Варги. Чего ради простому человеку там быть? Нынче в лесу столько снега, что, не зная троп, провалишься по пояс. Доверьте это мне. Он не мог уйти далеко – я возьму людей с десяток, мы прочешем дороги, а если он подался в лес, пойдём по следам.

– Дело говоришь, – одобрил граф. – Пусть будет так. Бери людей.

Кришан подбросил браслет на ладони. Посмотрел на камень.

– Эту штуку я возьму с собой.

Граф кивнул:

– Поступай, как знаешь.

Покинуть замок оказалось проще, чем думалось травнику, – в холодных сумерках у стражей не было охоты лишний раз ходить к воротам. Горел лишь один факел, два других задуло ветром. Травник прохромал мимо, поднявши воротник, отмахнулся в ответ на окрик и двинулся дальше. Кафтан и шапку стражники признали, равно как и хромоту, на том и успокоились – мыслимо ли дело, чтобы кто из пленников сбежал?

Ночь была тиха и холодна. Кружился, падал лёгкий снег. Ущербный месяц скрыли облака. Травник углубился в лес, оставив в стороне дороги, и шёл всю ночь без остановок, лишь у высокой приметной сосны задержался отыскать свой посох, нашёл и двинулся дальше лосиными тропками. Кафтан был длинноват и вдобавок безбожно жал под мышками, сапоги же, наоборот, оказались велики. К рассвету лес заметно поредел, а вскоре и вовсе сошёл на нет. На горизонте замаячили далёкие увалы старых гор. Путник взобрался на пригорок и остановился отдохнуть. Он совершенно выбился из сил. Болели сбитые в кровь ноги. Он долго смотрел на гаснущие огоньки ближних деревень, на лес, стеною вставший за спиной и уходящий вдаль на запад, на башни замка, всё ещё торчащие над ним. Навряд ли граф оставит всё как есть, погоня будет – в этом не было сомнений. Тот снег, что шёл всю ночь, наверняка собьёт собак со следа, но кроме собак ведь есть ещё люди. Куда идти? Кому довериться?

Он вздохнул и вдруг насторожился: показалось или на самом деле в воздухе потянуло дымом? Он принюхался – нет, не показалось. То был не дым холодного костра и не гарь лесного пожара, просто уютный и тёплый дымок. Где-то рядом готовили еду. Беглец помедлил в нерешительности, но в этот миг поблизости совсем уж по-домашнему заблеяла коза, и он, отбросив сомнения, зашагал вниз по склону.

Восточный склон холма был круче остальных. Тропы здесь не было. Нога, обутая в чужой сапог, потеряла опору, и путник заскользил, не в силах удержаться, сперва медленно, затем быстрее и быстрее. Другой на его месте давно уже свернул бы шею, грохнувшись в кромешной темноте, но рыжий странник двигался легко, как днём, с привычной ловкостью орудуя посохом. Слой снега здесь был тоньше, там и сям сквозь ранние проталины желтела жухлая осенняя трава. Нагромождение серых валунов плавно перешло в неровный каменный уступ. Помедлив, странник замер на краю, вгляделся в ночь и спрыгнул вниз без шороха и шума.

Вход в пещеру он увидел сразу: неровная узкая расщелина, почти что лаз, уходила под тёмный монолит нависшего карниза. Здесь явно обитали – в щели под пологом мерцала струйка света. Травник протянул руку, нащупал занавес из козьей шкуры и проскользнул вперёд, едва его коснувшись.

Тепло – вот первое, что он почувствовал, войдя. Уставшее измученное тело заныло в сладкой истоме. Захотелось спать. За три недели, проведённые в графской темнице, ему не удалось ни разу выспаться. Он остановился на пороге, вдыхая тёплые, давно забытые запахи еды, сушёных трав и кислого молока. Огляделся.

Пещера была невелика. Кровать у одной стены, грубо сколоченный стол и табурет у другой, и выложенный камнем круг костра посередине – вот всё, что смогло здесь поместиться. На столе были книги и чернильница с пером. Вдоль стен на тонкой бечёвке рядком примостились пучки трав и кореньев. Белела матовой гирляндой длинная и толстая увязка чеснока. Над очагом булькал закопчённый котелок. Дым поднимался вверх и терялся под сводами пещеры: видно, там была отдушина, проточенная ветром и водой, а может, и руками человека. Возле дальней стены, где плоские камни отгораживали маленький загончик, сидел на корточках человек и доил козу. Странник вошёл неслышно, но холодный воздух тронул пламя в очаге, дохнул над полом сквозняком, и обитатель пещеры обернулся. Некоторое время они молча рассматривали друг друга, затем странник прислонил к стене свой посох и стянул с головы шапку.