Мари Бреннан - В Обители Крыльев [litres]

Судя по всему, тот самый материал, что защищал тела дракониан от холода, вполне мог сберегать тепло и в их жилищах. Быть может, дракониане сбрасывают чешую каждый год? Ее количество позволяло предположить, что да, а окрас намекал, что их чешуя со временем выцветает – возможно, адаптируясь к времени года. Зимой светлая шкура послужит более эффективным камуфляжем на фоне снега, тогда как темная будет выглядеть куда менее подозрительно среди деревьев и голых скал с приходом лета. Ну, а сброшенную чешую дракониане, по-видимому, бережно собирали и зашивали в новые покрывала по мере того, как старые ветшали и приходили в негодность.

Вновь выйдя наружу, я услышала, как Зам горячо шепчет что-то Рузду. Очевидно, он все еще не доверял мне. Хотелось бы спросить, чем я так ему не угодила…

Однако спросить об этом я не могла и потому продолжила исследования. Входить в другие дома смысла явно не имело, но несколько ниже по склону стояло здание, совершенно непохожее на остальные – приземистое, квадратное, но занимавшее невероятно огромную площадь, сравнимую с площадью всех прочих построек в деревне, вместе взятых. Будь скаты его кровли круто наклонены вниз, конек крыши достиг бы небес, однако кровля спускалась книзу полого, причем имела странную форму – неровную, бугристую, так как (об этом я узнала чуть позже) была сложена из сосновых лап. По мере надобности лапник, покрывшийся снегом и льдом, несложно было снять и заменить чистым, хранившимся в сарае, выстроенном рядом специально для этой цели.

Конечно же, я первым делом подумала, что это храм. Мы, люди, издавна привыкли присваивать сие звание любой монументальной драконианской постройке, назначения коей не понимаем. Пусть эта и была сооружена из дерева и грубых валунов, а не из ровных каменных блоков, подобно постройкам древних, какая иная цель могла бы подвигнуть дракониан на строительство столь большого дома?

Об ответе мне следовало бы догадаться с самого начала, поскольку в осмотренных частях деревни явно и очевидно недоставало кое-чего существенного. Однако я поняла, в чем дело, только подойдя ближе и почуяв исходящий от огромной постройки аромат.

Рузд отодвинул засов и подтолкнул меня внутрь – в коровник.

По-видимому, здесь, во множестве небольших отдельных загонов, содержались все принадлежавшие жителям деревни яки до единого. Животные, собранные в каждом загоне, отличались от остальных особой формой колец в носу – видимо, то были знаки их владельцев. Куда бы ни ушли прочие дракониане, скот их остался в деревне, и, как мне вскоре сделалось ясно, троим моим спутникам вменялось в обязанность ухаживать за всем деревенским стадом до весны.

Живя в драконианской деревне, я провела в этом коровнике немало времени. Из прежнего опыта, обретенного в других частях света, явствовало, что помощь в повседневных делах значительно способствует установлению дружеских отношений. Здесь все обстояло точно так же, хоть моей помощи и не хватило, чтобы смягчить сердце Зама. Но, помогая хозяевам, я руководствовалась отнюдь не только альтруистическими побуждениями: учитывая количество животных, коровник был самым теплым местом во всей деревне (если, конечно, не сидеть, съежившись у драконианского очага, месяцы напролет). Более того: там, в коровнике обнаружилось нечто, весьма для меня интересное.

Сверху, над головой, раздался знакомый крик.

– Мьяу! – изумленно воскликнула я, оглянувшись на дракониан.

Естественно, для них это ничего не значило, как и любое другое из испробованных мною цер-жагских слов, но все же Рузд проводил меня к лестнице на чердак. «В мяушню», – с улыбкой подумала я, вспомнив Сухайла, всякий раз от души смеявшегося над собственным каламбуром.

Чердак оказался полон знакомых крылатых зверьков. Все мьяу также были помечены – только в их случае не кольцами в носу, а краской на спинах. В следующие же дни я обнаружила, что именно благодаря им всего лишь трое дракониан способны самостоятельно управиться с таким огромным стадом. Помните, в Лам-це Ронг мы гадали, поддаются ли мьяу дрессировке? Так вот, в драконианской деревне, которая, кстати, называлась Имсали, я выяснила, что – да. Правда, намного лучше, если дрессировщик – не человек, хотя причина сему до сих пор остается загадкой. Однако я наконец-то получила ответ на вопрос, откуда у диких мьяу взялось обыкновение бросаться с воздуха на спины яков: яснее ясного, то были смутные отголоски тех действий, при помощи коих ручные мьяу сгоняют скот в стадо.

Да, мьяу служили моим хозяевам-драконианам чем-то наподобие летучих овчарок. Маленькие дракончики помогали гонять стада туда, где их еще можно было пасти – ведь яки умеют откапывать траву из-под снега и, успев как следует откормиться за лето, способны протянуть таким образом всю зиму. В коровнике мы дополняли рацион яков сеном, но держать животных взаперти всю зиму было бы вредно для их здоровья. Посему хозяева поочередно выводили стада на пастбища – по одному драконианину со сворой мьяу на стадо, при этом по крайней мере один из троих оставался в деревне.

Все мое восхищение повадками мьяу не могло бы убедить меня отправиться на этакую прогулку по собственной воле. Нет! Только не мритьяхаймской зимой! В сем отношении явное нежелание дракониан, чтоб я покидала пределы деревни, играло мне на руку. Вместо этого я помогала остававшимся в повседневных делах – чистила коровник, ухаживала за свободными от службы мьяу, и с помощью Рузда усердно осваивала местный язык.

Рассказывать историю зимы, проведенной с драконианами, нелегко. Во время пребывания у них я, не имея ни блокнота, ни пера, не вела дневников. А если бы и вела, все равно не смогла бы поведать вам, как именно узнавала то или иное: слишком уж многое просачивалось в голову, так сказать, осмотически, собиралось из сотен крохотных подсказок, пока в один прекрасный день они не складывались в цельное знание, о коем я даже не задумывалась. Последовательность и причины трудно вспомнить даже в тех случаях, когда процесс познания шел более осознанно. Конечно, некоторые важные для развития повествования детали я расставлю по местам как подобает, но что касается остальных – размещу, как бог на душу положит, нимало не заботясь о хронологии.

Прогресс частенько казался мучительно медленным – отчасти потому, что так оно и было, в остальном же – оттого, что продвигался вперед отнюдь не огромными скачками, а постепенно, шажок за шажком. Определенного момента, после которого мы с Руздом смогли вести разговоры, я не могу назвать точно. Начали со словаря, с названий окружающих предметов, от него перешли к основным глаголам, затем, методом множества проб и огромной кучи ошибок, преодолели трясины грамматики, и наконец, при помощи пространных описаний и рассуждений, взялись за абстрактные понятия. Да, в сравнении с изначальным состоянием прогресс был немал, но все это тянулось так долго, что временами мне казалось, будто на самом деле никакого прогресса и нет.