Мари Бреннан - В Обители Крыльев [litres]

Надеюсь, ты на меня не очень сердишься. Клянусь, это не потому, что мне не нравилось в университете. Я просто не понимаю, чему можно научиться, сидя в аудитории за сотни миль от ближайших соленых вод, быстрее и вернее, чем в море. А Милполл-старший – отличный малый, действительно блестящий ученый. Если честно, очень напоминает тебя, разве что вместо крыльев у него море, ну и, конечно же, он – не женщина. Когда-нибудь я вас непременно познакомлю, только бы нам с тобой изловчиться оказаться в одном и том же месте одновременно. Возможно, в Сенсмуте, когда мы в следующий раз туда зайдем… но ведь я тебя знаю – к тому времени работа наверняка увлечет тебя на равнины Отоле, или на Северный полюс, или еще куда-нибудь в том же духе. Однако я обещаю писать. К тому же я просто обязан собственными глазами увидеть дракониан. Поверить не могу, что ты действительно их отыскала! Или это попросту нелепые слухи? Логика за последнее, но я-то знаю, на что способна моя мать!

Только, пожалуйста, не надо больше погибать, даже если на поверку это снова окажется неправдой.

Твой пусть и блудный, но любящий сын Джейк

От всех этих новостей я на время опешила, но затем неудержимо расхохоталась и показала письмо Тому. Ну, как тут можно было сердиться на сына? Родись я мальчишкой, вполне могла бы поступить точно так же. Вдобавок, я и сама наделала в жизни немало глупостей, а посему – мне ли бросать в блудного сына камень?

Из Ва-Нурана мы отбыли на том же корабле, что доставил в Йелань посольство. Нас провожал Фу, и на сей раз прощание было совсем не таким, какого мы удостоились при выдворении из Йеланя.

– Благодарю вас, – сказала я при расставании. Да, этого было до обидного мало, но лучшей альтернативы у меня не нашлось: истинной глубины моей благодарности не могли передать никакие слова на всем белом свете. – Не обнаружь вы этих останков… не догадайся покачать ими у меня перед носом, как превосходной наживкой…

Фу поклонился с неловкостью человека, вполне сознающего, что этого жеста до обидного мало, но не нашедшего лучшей альтернативы.

– Для меня это было великой честью и удовольствием, леди Трент.

Том отправился прямо в Ширландию, а я, сойдя с корабля в Видвате, вернулась в Цер-нга – к счастью, уже не столь потаенными окольными путями, как в первый раз. Здесь мы с Сухайлом приняли на себя обязанности переводчиков на переговорах между драконианским советом старейшин и цер-жагским королем. Из-за трудностей с доставкой почты во время разлуки писали мы друг другу нечасто, и теперь, не будучи заняты официальными делами, до хрипоты рассказывали друг другу обо всем, случившемся за этот год. Я рассказала о танцевавших драконах, а он – о том, как завоевал доверие Эсдарр и ее сестер (что, на мой взгляд, было куда более впечатляющим достижением). Кроме этого, муж показал мне современный драконианский силлабарий, изученный при помощи Абарза.

– Так значит, – спросила я, – мы наконец-то сумеем прочесть все древние письмена?

– По крайней мере, теперь мы сможем их верно произнести, – со смехом ответил Сухайл. – И, конечно, с большей уверенностью судить о содержании. Кстати, я при первом же удобном случае отошлю в Обитель последние издания собраний памятников драконианской письменности: Абарз проявил к ним колоссальный интерес.

Улыбка мужа озарила комнату, точно солнечный луч.

– Я думал, тебе не по силам найти для меня второй Камень с Великого Порога. А ты вместо этого отыскала нечто куда лучшее.

Едва переговоры подошли к концу, мы, вопреки настойчивым просьбам остаться, поспешили покинуть Цер-нга. Провести в Мритьяхаймах еще одну зиму… Нет! Это уж слишком – тем более что и среди людей, и среди дракониан уже имелись те, кто успел освоить чужой язык в достаточной для общения мере. Вдобавок, мое желание оказаться дома давно превысило «неодолимое», достигнув той степени, для коей в природе нет подходящего прилагательного.

Кроме этого, на родине у меня имелось важное дело.

– По возвращении, – с улыбкой человека, предвкушающего минуту полной и окончательной победы, напомнила я Сухайлу, – мне нужно кое о чем сообщить Коллоквиуму Натурфилософов.

Что ж, можно сказать, все остальное – уже история, но это, пожалуй, излишне, поскольку сии мемуары изначально посвящены историческим материям от первой до последней страницы.

Дома меня ожидали почести и хвалы, тысяча просьб о публичных лекциях и почти столько же приглашений на званые ужины. В то время как мне более всего остального хотелось бы вновь запереться в своем кабинете, мир требовал моего присутствия, и в попытках утолить его ненасытное любопытство я едва не валилась с ног.

Но одно приглашение я приняла бы даже лежа на смертном одре в полном истощении сил.

Прекрасным вечером атмера, в самом начале граминиса, в известном здании на Герон-корт я была торжественно объявлена первой дамой, удостоенной звания действительного члена Коллоквиума Натурфилософов.

В отличие от возведения в пэрское достоинство, церемония сия не отличалась особой пышностью. Прием в Коллоквиум новых членов проходит в Большом Зале, у столика с книгой – Книгой Хартии Коллоквиума. На первых ее страницах начертана королевская хартия о создании сего научного сообщества, а далее, под текстом Присяги, связующей всех его членов, следуют столбцы подписей. Текст Присяги гласит:

Мы, нижеименованные и руку к сему приложившие, сим обещаемся и клянемся, что хотим и должны всеми силами приумножению славы Коллоквиума Натурфилософов споспешествовать и к той цели, с коею оный основан, сиречь к Сокровищницы Человеческих Знаний пополнению, стремиться, во всем поступать и исполнение чинить сообразно указаниям, от имени Совета Коллоквиума полученным, Уложения же и Регламенты означенного Коллоквиума неуклонно блюсти. Однако, ежели кто из нас, сочтя нужным оставить ряды Коллоквиума, Президенту, согласно Регламентам, об оном желании своем сообщит, того надлежит от Присяги сей числить свободным.

В тот день зал был битком набит действительными членами Коллоквиума, а снаружи собралась внушительная толпа газетных репортеров, доброжелателей и критиканов. Мне отнюдь не хотелось заставлять их всех ждать, и посему я при первой же возможности, не откладывая дела в долгий ящик, принялась листать плотные пергаментные страницы, отыскивая подписи предшествовавших мне светил науки – основоположника таксономической классификации живых организмов Филиппа Дени; великого астронома, первооткрывателя лун, обращающихся вокруг иных планет, Евгения Иванова; создателя периодической системы химических элементов Рэндольфа Кремлея; выдающегося мыслителя, автора теории эволюции Альберта Веджвуда и, конечно, сэра Ричарда Эджуорта, чья книга оказала столь значительное влияние на мою юность и область деятельности.