Шон Исли - Отель «Странник»

– Что конкретно ты помнишь? – спрашивает Рахки.

– Слишком много, – отзываюсь я, – и притом недостаточно. Знаю, что папа отправился на четвертый этаж и что это было крайне важно. У него был мамин ключ. А потом… случилось что-то ужасное.

Кэсс смотрит на меня с подозрением, но я игнорирую ее взгляд.

– Он привязал дверь, которая находится где-то на четвертом этаже, и ото всех ее спрятал. Я точно это знаю.

– Спрятал? Как именно? – интересуется Рахки.

– Я узнаю, когда увижу это место.

Лифт со скрипом останавливается, двери расходятся – и за ними обнаруживается горная тропа. Ледяной ветер со свистом втягивается в Шахту, неся снежинки и промораживая меня до костей.

Кэсс только присвистнула при виде открывшегося зрелища.

– И это – четвертый этаж? – спрашиваю я. – Это же просто… горы.

– Это буферная зона, – поясняет Рахки. – Для защиты.

– Ты что, уже здесь бывала?

Она кивает и вывозит коляску с Кэсс прямо в ледяной ветер.

– Четвертый этаж – это место, где Отель хранит ценности, к которым не должно быть постороннего доступа, – говорит она. – Его привязка держится в тайне, но я догадываюсь, что это где-то в Гималаях.

Кэсс прямо-таки повизгивает от восторга, глядя на открывающиеся виды.

– Круто!

Ее реакция вызывает у меня улыбку. Я всегда считал, что ее мечта о путешествиях несбыточна, но, возможно, ошибался, как и почти во всем главном. С правильными помощниками – такими, как Отель – она действительно сможет осуществить свою мечту. Совершить все то, в чем я ей мысленно навеки отказывал.

– Монастырь там, наверху, – Рахки показывает направление. – Нужно будет подниматься в гору, но не особо долго.

Она толкает перед собой коляску Кэсс за ближайшую скалу и на миг исчезает из вида.

Я обхватываю себя руками за плечи, чтоб сохранить хоть немного тепла, и оглядываюсь. Тропа под ногами зовет меня вперед, я чувствую ее призыв.

Меня настигает пугающая мысль, что мою монетку наверняка можно отслеживать, даже здесь. Могут Конкуренты как-то использовать ее, чтобы найти меня? На такой риск я не готов пойти.

Я разворачиваюсь к лифту и бросаю монетку на его платформу. Теперь никто не сможет меня отследить, даже сам Отель.

Папа, я иду.

Я поскальзываюсь, толкая коляску Кэсс вверх по крутой горной дороге. Казалось бы, за столько лет я привык возить сестру по любой пересеченной местности, но эта каменистая скользкая тропа, пожалуй, самая трудная. Да еще и с учетом боли в лодыжке, которая так и не прошла. С одной стороны тропы – отвесная скала, с другой все утопает в облаках. Мы так высоко, что даже снежные тучи не могут до нас добраться. От разреженного воздуха у меня горят легкие. Холодный ветер хлещет по щекам.

Рахки клянется, что до этого самого Монастыря осталось совсем недалеко, но «недалеко» неминуемо превращается в «чертовски далеко», когда у вас на крутой горной тропе есть с собой сестренка в инвалидной коляске. Я внимательно наблюдаю за Кэсс, чтобы отследить ее самочувствие, не спрашивая напрямую. Она ненавидит, когда я излишне хлопочу вокруг нее, но ее здоровье может выкинуть чересчур много фортелей на такой высоте. И если что-то в самом деле пойдет не так, я не смогу отсюда оперативно доставить ее в больницу.

– Ух ты! – восклицает Кэсс за следующим поворотом.

Дорога поднимается к огромному, врезанному в скалы комплексу построек. Здания из серого камня лепятся к обрыву, как ласточкины гнезда, а под ними скала обрывается в пропасть. Из узких окон вырываются струйки дыма. На ветру трепещут флаги.

– Какое оно… здоровенное, – голос Кэсс слегка дрожит, потому что коляска подпрыгивает на камнях.

– Это крепость, – объясняет Рахки. – Наше неприступное хранилище. Агапиос использует его для защиты самых драгоценных гостей Отеля.

Наконец мы поднимаемся к арке высоких ворот.

Монастырь нависает над нами, по сторонам ворот замерли статуи рыцарей, которые, как мне кажется, еще крепче сжимают свои копья при нашем приближении.

– Мы добрались, – говорю я, не в силах скрыть восторг и изумление.

– Удивительно, что ты не свалился в пропасть, – говорит Кэсс, меряя меня взглядом. Я закатываю глаза.

– Эгей! – кричу я, пытаясь не смотреть на грозные лица каменных воинов. Воздух такой разреженный, что я, кажется, вот-вот хлопнусь в обморок. – Нам нужно войти! Впустите нас!

Рахки смеется.

– Разве ты еще не привык, как это делается в Отеле? Двери всегда…

– Открываются на стук, – отзываюсь я. Конечно. Я подхожу к воротам и берусь за дверной молоток.

Слышатся лязг засова и скрип дверных петель где-то слева от нас. Из маленькой потайной дверцы выглядывает человек в капюшоне и манит нас внутрь.

Привратник одет в длинную тяжелую рясу, подпоясанную веревкой. Он впускает нас в квадратную комнатку, где по стенам висят теплые плащи. Он обращается к нам на незнакомом мне языке – с долгими и певучими гласными и резкими, взрывными согласными – и Рахки отвечает ему, а потом переводит для нас:

– Он спрашивал, почему не явилась Старшая горничная, а потом рассмотрел твой значок, – она кивает на мою булавку с золотыми ключами, – и успокоился насчет нас. Говорит, что дети ждут.

Дети? Значит, самые драгоценные гости Отеля – это дети?

Монах открывает дверь, и оттуда доносится звон детских голосов, веселый смех. Мы ступаем на широкую зеленую лужайку, окруженную каменными стенами. Отштукатуренные стены, крашенные в яркие цвета, и решетки окон увиты медово пахнущим виноградом. Огромные статуи кентавров играют на музыкальных инструментах. Повсюду летают футбольные мячи.

– Сюда Отдел горничных доставляет детей, которых мы собираем по всему миру, – говорит Рахки. – Монастырь – это место исцеления. Во всем мире – в любой стране, даже в твоей – всегда есть дети, которые страдают, которых мучают, обижают, избивают. Отель собирает их сюда в надежде исправить причиненный им ущерб.

В зеленом внутреннем дворике стоят деревянные столы, с которых дети, подбегая, берут себе напитки и закуски. В дальнем конце двора группа малышей играет в какую-то незнакомую мне игру вроде салок. Я узнаю девочку из нашей будапештской миссии: она сидит на пледе, расстеленном на траве, и играет с парой других ребятишек в настольную игру.

– А что Отель делает с этими детьми потом, когда они поправляются? – спрашивает Кэсс.

– Зависит от того, чего хотят сами дети. Дело Отеля – их освободить и исцелить, а потом предоставить им выбор.

Кэсс наслаждается солнечным теплом.

– А остаться при Отеле они могут, если захотят?

Рахки улыбается.

– Я в свое время захотела и осталась. Но есть дети, которые нуждаются в особой заботе, в семье. Так что они сами решают, куда потом отправиться. Отель позволяет им самим выбрать пункт назначения.