Ирина Лазаренко - Невыносимые. До порога чужих миров

Весело перешучиваясь и переругиваясь, они проехали намеченную на сегодня часть пути до города даже быстрее, чем собирались, оказавшись перед воротами Неплужа еще до наступления темноты.

Город встречал приезжих распахнутыми настежь воротами, и путников изрядно удивило такое гостеприимство. На воротах даже стражи не выставили.

Ведя лошадок под уздцы, друзья шли по оживленным улицам, где весело суетились ярко одетые взрослые и дети, все гомонили, перекликались. На многих окнах и деревьях висели ленты: синие, зеленые, красные. Где-то надрывно визжали свиньи, словно их резали, – впрочем, быть может, так и было.

Путники двигались в потоке с горожанами: все это веселое движение определенно стремилось куда-то с одной ему ведомой целью. Город был небольшим, по карте – даже меньше Килара, и казалось, что решительно все горожане знакомы друг с другом, все здоровались, перекрикивались, перешучивались. После угрюмого Мошука, долгой тихой дороги и крошечных деревень виделось что-то нездоровое в этом оживлении и веселых криках, но запахи свежего печева и жареного мяса уверяли, что все хорошо: опасность не пахнет пирогами.

Два рослых эльфа прокатили мимо бочку. Вдалеке что-то торжественно и зычно орало – такой голос мог быть только у жреца.

– И что тут такое творится? – бормотал Элай, бредя по улице вместе с толпой.

Алера, которая до сих пор что-то бухтела себе под нос, загибая пальцы, наконец справилась с подсчетами и объявила:

– А мы счет времени потеряли совсем. Сегодня ж День Яблока!

В переломе лета Ортай праздновал грядущий урожай, а Яблочным день назывался в честь первого плода, который, по Преданиям, Божиня дала людям. В этот день полагалось проводить шествия и пляски, наедаться от пуза, и чтобы во все угощения непременно добавлялись яблоки – печеные, сушеные, тушеные, сырые, засахаренные… Хозяйки пекли пироги, ватрушки и булочки с яблоками, запекали их в курах и утках, мудрили с салатами, компотами, наливками.

Прямо на улицах составляли длинные столы, жители наряжались кто во что горазд, на площадях устраивали забавы и состязания, и такое веселье продолжалось с заката до полуночи – в это время за ворота торжественно выносили соломенное чучело и жгли его, чтобы Божиня увидела, как радуются ее дети, и послала бы им доброго урожая.

А самое лучшее, чего могли ожидать поселения в этот день – гости, они принимались за знак расположения Божини, сулящий покой и процветание. Но для всякого оседлого человека важнее порадеть за урожай на собственной земле, чем осчастливить соседей, потому по гостям в День Яблока не ездили – зато любого бродяжку или попрошайку принимали – радушней некуда. И действительно, в толпе мелькало несколько оборванцев, некоторые уже с удовольствием что-то жевали. Но ведь одно дело – нарочно пришедший к городу нищий, а совсем другое – три хорошо одетых всадника, приехавшие вовсе не ради угощения: такие гости очень-очень ценились, поскольку являлись знаком особенного расположения и заботы Божини.

И многие люди в толпе уже заприметили незваных, но таких желанных гостей, и вокруг друзей понемногу начинало нарастать кольцо ликующих неплужцев.

– Кажется, сегодня мы живем! – весело потер ладони Тахар.

Визжащие девушки гуськом бежали с площади, краснея, хихикая, толкая друг дружку локтями. Каждая держала в руках башмак.

– Что они делают? – с любопытством спросил Тахар.

– Гадают, – пояснила средних лет орчиха, сидевшая напротив мага.

Вокруг нее было расставлено несколько огромных тарелок, и она по очереди с каждой что-то подъедала. Крошки и капли подливы то и дело попадали на кружевной воротник желтого платья, но орчиху это вроде бы не смущало. Странное дело: это же настоящие кружева из Даэли, тончайшие, да и платье хорошее, крашеное, а вид у орчихи – простецкий и отношение к дорогому наряду— наплевательское.

– А на что так гадают? – удивилась Алера, провожая взглядом девушек с башмаками. – На дорогу? На погоду?

Девушки потерялись в сумерках, как стайка гусят, и хихиканье их растаяло в переулках, затерялось среди гула и гвалта огромного гуляния. Неплуж, может, и невелик, зато площадь у него оказалась гигантской, и вся она была сей вздох заполнена горожанами, побирушками, столами, прилавками, разукрашенными потешниками.

– На шушеного, – пробубнила орчиха через утиную ножку. Заглотила кусок мяса, почти не жуя, нацелилась на блюдо с блинами.

– На сушеного? – переспросил Тахар и мимовольно вцепился в бутыль с сидром.

– Суженого! – поправилась орчиха, сглотнув. – На мужа будущего, значит.

Алера посмотрела в сумеречные переулки с еще большей опаской.

– А зачем?

Орчиха почесала за ухом утиной костью.

– Так принято, – строго решила она. – Ты чего, с ясеня грохнулась? В День Яблока всякая девка становится лицом к воротам и бросает башмак за спину. И в какую сторону башмак полетит…

– С той стороны девка по шее и получит, – закончил Элай и вгрызся в пушистую булочку с повидлом.

Орчиха вбуравилась в эльфа таким тяжелым взглядом, что тот стал прикидывать, как бы ему быстро дать деру из-за стола и затеряться в толпе, но потому орчиха трубно расхохоталась, бросила утиную кость за спину и придвинула к себе тарелку с мочеными яблоками.

Элай подмигнул друзьям и потянулся к блюду нарубленным мясом.

Празднество набирало обороты, а до полуночи было еще далеко.

Добыть новую бутыль сидра взамен опустевшей оказалось не так просто: веселье стало уже таким развеселым, что каждый встречный непременно хотел выпить с пришлым эльфом и рассказать, как рад его видеть. Потому вернулся Элай не быстро и с изрядно помутневшей головой.

Место на лавке между ним и Тахаром, где недавно сидела Алера, оказалось пустым. Маг невозмутимо хрустел поджаристым тестом, наверченным на палочку.

– Куда ты дел нашу злыдню? – спросил Элай, уселся и принялся вытаскивать пробку зубами, утвердив бутыль на столе.

Тахар усмехнулся на это и на остекленевшие глаза эльфа, мотнул головой – туда, в сердце площади, где горожане вразнобой отплясывали под залихватскую громкую музыку. Музыканты появились одновременно со звездами – гном с дудкой, эльф с инструментом вроде лютни, но поменьше и позвонче, и орк, который уверял, что умеет плясать и петь. Получалось у них не очень ладно, но громко и задорно, а веселым, разгоряченным сидром горожанам только того и надо было. Пение орка, к счастью, почти терялось в общем топоте и гвалте.

Элай встал, опершись на бутыль, потом поднял ее, прижал к груди и снова вгрызся в пробку, попутно высматривая в толпе Алеру.

– Тьфу-у!

– Это ты о полной пасти деревяшек? – усмехнулся маг и протянул руку за бутылкой. – Или об Алере?