Антон Демченко - Боярич: Боярич. Учитель. Гранд [сборник litres]

– Уускооре-энииеэ три-и ии во-осеэмь.

Послушно замедляюсь, и шар тут же начинает подрагивать… Удерживать контроль над ним становится заметно сложнее. Ясно. Будем сбавлять ускорение до тех пор, пока я не смогу преодолеть противодействие тренажера на обычном уровне восприятия… не вбухивая в свое действие кучу сил и не устраивая в помещении погодных катаклизмов…

Три часа, четыре… шесть, восемь! Девять часов нудного сидения на одном месте! Объективного времени, между прочим. За это время дед нагнал в зал два десятка своих подчиненных, воздействиям которых я и сопротивлялся. Последние два часа на обычной скорости восприятия. Какой там железный шар? Он был смят и превращен в бесформенную кляксу еще четыре часа назад. Сейчас я, сидя в центре площадки, отбивал разнообразные «атаки» этих псевдомонахов. Требование было только одно. Погасить чужой удар так, чтобы столкнувшиеся воздействия выдавали в Эфир минимальное по силе возмущение, а в идеале и вовсе взаимно гасили друг друга без выброса сил. Адова работенка… но весьма эффективная тренировка. Надо взять на вооружение. Девчонкам до этого еще грести и грести, но постепенно подвести их к этому рубежу просто необходимо. Если будут достаточно упорны, то к концу года смогут спокойно работать с высшими стихийными техниками и чувствовать в них свой предел… Полезный тренинг. Ох, ты!

Я еле успел погасить прилетевший от входа в зал удар. Но для этого пришлось направить в его сторону целую прорву энергии. Как контроль удержал, не представляю.

– Занятие окончено, – раздавшийся голос деда, вернувшегося в зал после довольно долгого отсутствия, заметался под сводчатым кирпичным потолком. Псевдомонахи тут же вскочили на ноги и, отвесив Скуратову легкий кивок-поклон, потянулись на выход. А вот я, попытавшись подняться на ноги, обнаружил, что те напрочь отказываются меня держать. По спине катится холодный пот, в голове звонят колокола… а сердце колотится, словно всерьез решило изобразить ДВС [37] ДВС – Двигатель Внутреннего Сгорания. на семи тысячах оборотов. Полный набор всех симптомов перенапряжения.

Дед помог мне утвердиться на дрожащих ногах и, бережно придерживая за плечо, открыл окно в свой кабинет. Из разрыва потянуло ароматами горячей еды, и мой желудок, презрев стоны остальных частей организма, затребовал внимания к его нуждам. Да уж, ел я последний раз… вчера вечером. А учитывая ускорение, и вовсе дня два назад. Честно говоря, не думал, что могу так долго удерживать разгон. Пусть частичный, но… быстро думать, оказывается, ничуть не проще, чем быстро бегать и бить на вынос… тела. Выматывает не меньше, чем полноценный разгон, честное слово.

Устал…

– Э-э, да я гляжу, ты уже носом клюешь, – вдруг усмехнулся дед, пихая меня локтем в бок. Я вздрогнул и, открыв непонятно когда успевшие закрыться глаза, недоуменно огляделся вокруг. В нос ударил аромат сборной мясной солянки… И желудок тут же опять взревел раненым носорогом. Да ем я уже, ем… угомонись!

– Тяжелый день, – проглотив несколько ложек горячей, щедро сдобренной сметаной солянки, отозвался я на слова Скуратова.

– Ну-ну. Тяжелый день после тяжелой ночи… Ешь-ешь. Восстанавливай силы. Завтра тебе их понадобится не меньше, чем сегодня, – хмыкнув, пробурчал дед. – А пока лопаешь, решай – останешься сегодня в монастыре или вернешься к Бестужевым? Они, поди, уже в Кострому въехали…

– На «или» я сегодня точно не способен, – отмахнулся я. – Так что, если не возражаешь, я бы предпочел воспользоваться твоим гостеприимством. Да и завтра не придется тратить время на переходы туда-сюда и лишние разговоры.

– Надо же, какое похвальное рвение в учебе, – хохотнул Скуратов, но тут же довольно кивнул. – Договорились. Мне тоже будет спокойней, если до поединка ты побудешь у меня на глазах.

– Опасаешься, что влипну в какую-нибудь переделку? – понимающе ухмыльнулся я, одновременно добивая свою порцию ужина.

– Можно и так сказать, – кивнул дед. – Да и город жалко. В Костроме народец резкий, особенно после того как бунтовщиков вырезали, а учитывая, что ты и сам тот еще подарок… в общем, стоял себе город тысячу лет без малого – пускай еще постоит.

– Ну-ну…

Я даже не стал делать вида, что верю в этот бред. Лень. Кажется, дед это тоже понял.

– Наелся?

– Вполне, – я обвел осоловевшим взглядом опустошенный нашими совместными усилиями стол и кивнул.

– Вот и ладно. Тогда ступай. Ефимий тебя до кельи проводит, – дед лениво махнул рукой в сторону двери.

Ого, да он, никак, устал не меньше моего. Хм… интересно. Это чем же Скуратов занимался, пока меня псевдомонахи гоняли?

– Внук! Чуть не забыл! – Голос деда заставил меня притормозить на пороге его кабинета, когда я уже взялся за массивную и тяжелую чугунную дверную ручку. Обернулся и… почти неосознанно уйдя в разгон, выхватил из воздуха летящий в меня предмет, при ближайшем рассмотрении оказавшийся прочным браслетом-коммуникатором из сероватого невзрачного металла. Очень прочного металла, как показал Эфир. Дед усмехнулся. – Этот браслет не заблокируют. Только на «горячие» инфоры с него лучше не лезть.

– Дядюшкино производство?

Я подкинул на ладони неожиданно легкий браслет, и Скуратов кивнул.

– А чья еще? Гром-завод. Военный заказ. Не снимай его. По крайней мере, пока эта заваруха не кончится.

– М-да… Таких наглых «жучков» я еще не встречал, – хмыкнул я.

– Ой, да кому ты нужен, следить за тобой! – поморщился Скуратов. – Это всего лишь пропуск-идентификатор. Без него наши вздрюченные мятежом государевы службы при встрече будут считать тебя не пойми кем, пока не разберутся, понятное дело. Оно тебе нужно, время терять, когда можно просто сунуть браслет под сканер?

– Боярское тавро, значит. Ну-ну.

Дед аж крякнул от такого определения, но сказать ничего не успел. Я быстро кивнул ему на прощанье и выскользнул за дверь, в коридор, где меня уже ждал Ефимий.

Второй день и вторую же тренировку пришлось начинать опять с четырехкратного ускорения, Только вместо очередного шара-тренажера компанию мне с самого начала составили все те же псевдомонахи. Мало того, они и сами начали работать под ускорением…

Хорошо еще, что на этот раз никто не забыл о такой важной вещи, как прием пищи. Однако сильно легче мне от этого не стало. Хуже того – к тому моменту, как вошедший в зал монашек пригласил нас в трапезную на обед, я понял, что моя одежда стала мне велика… А общее состояние организма мало отличалось от того, как я себя чувствовал вчера вечером. Монахов тоже основательно так пошатывало, хотя им было несравнимо легче, чем мне. Ускорение, ускорение… я уже запутался, сколько субъективного времени потратил на тренировку, да и голова трещала так, что даже простые арифметические действия казались чем-то невозможным.