Александр Лепехин - Тень сумеречных крыльев [litres]

Что нам и требовалось.

Машину оставили на фазенде, и до реки нас подбросил один из фермеров. Там уже дежурили лодки аборигенов – всех желающих катали по Арагуайе или Риу-Жаваэш до национального парка, где для экотуристов были созданы все условия. Но парк нас не манил.

Так что, когда мы объяснили смуглым низкорослым харонам цель своего приезда, те переглянулись и пожали плечами. Их, по большому счету, интересовали только реалы – желательно наличкой. Прагматики от весла и фырчащего старого мотора.

Деревня, сбежавшая под лесные кроны в дельте Риу-Жаваэш, выглядела как и сто, и тысячу лет назад. Простые, прямоугольные в плане дома; полторы улицы, сонные и пыльные в это время года; дети, бегающие нагишом. На причале дремали морщинистые аксакалы с удочками в руках, у входов в жилища, прислоняясь к косякам, стояли беременные или кормящие женщины. Никто нам не удивлялся, никто не убегал, не вился с естественным любопытством. Словно так и надо было. Словно мы жили здесь отродясь и никуда не уезжали.

Тут Лукаш взял меня за пуговицу и, неубедительно сыграв легкое раскаяние, признался, что завез меня в свои бразильские тмутаракани не одной этнографии ради. То есть я, конечно, могу прикинуться классическим лопухом-туристом или идейным хиппи. Побродить по острову на двух или четырех, половить арапаиму и пожевать неспелых бананов, благо туалет типа сортир здесь за каждым кустом, но…

Я навострил уши. Был бы в облике – еще бы хвостом себе бока отхлестал. Слава Сумраку, Лукаш не стал тянуть перевертыша за упомянутую часть тела и перешел к сути.

Оказывается, еще когда он был сопляком- менину – я не стал уточнять, в каком веке, – то слышал, что на острове живет индеец, оборачивающийся боуто – речным дельфином. А потом, когда он, Лукаш, стал старше, опытнее и убедительнее, то даже смог свести знакомство с этим интересным типом. И мне якобы просто необходимо пообщаться с водоплавающим коллегой, потому что тот знает овердофига преувлекательнейших историй. О перевертышах в том числе.

А кто не любит хорошую историю? Точно не я. Тем более что батарейка в электронной читалке, взятой еще из дома, села, зарядить ее на острове было особо негде, да и мобильная сеть здесь уже не накрывала. При всем уважении к печатному слову: есть что-то завораживающее в том, когда хорошо подвешенный язык и выразительная речь плетут узор повествования лично и вслух. Эхо древней древности. Был, видел, расскажу.

И мы пошли к вождю. По словам Лукаша, тот просто обязан был знать, когда и где появится дельфин. Мол, этот тип совершенно не скрывается от своих, а те не считают его оборотничество чем-то из ряда вон. Ну, в общем, для социума, в котором до сих пор бытует мнение, что солнце идет по небу медленно, так как сын мудрой женщины сломал ему ногу, это нормально.

Вождь сидел на пороге своего отдельного домика и смолил трубку. Мы отдали ему одну из пачек табака, купленных еще в Порангату – удивительно, но в таком захолустном городке оказалась вполне приличная лавочка. В знак ответной вежливости крепкий, седой, ни на сантиметр не полысевший мужчина предложил нам терере́ – холодный мате. Отказываться было не принято, и мы с Лукашем припали к бомбильям, предваряя беседу характерным побулькиванием.

Потом дозорный задал ритуальный вопрос о видах на урожай, на улов и на прирост населения. Я терпел, хотя челюсть уже трещала от зевоты, сдерживаемой титаническим усилием. Хвала всем духам каража, вождь не стал распинаться по каждому пункту, а прямо спросил, что нужно уважаемым Оутрус -Иным в его деревне. Видимо, он знал Лукаша и сделал выводы.

Уважаемым Оутрус был нужен человек-дельфин. Если, конечно, ни он сам, ни его не менее уважаемые родичи не против. Родичи в лице вождя были только за, правда, предупредили, что боуто будет только вечером. И тут у моего спутника заорал телефон.

Я еще поразился – как так?! Мой смартфон затих после фазенды, а этот жук на связи! Заколдовал он мобильник, что ли? Но все объяснялось проще: из сумочки на поясе Лукаш выудил здоровую спутниковую трубку. Я такие только в девяностые видел, у самых реальных пацанов. Извинившись, дозорный отошел и быстро-быстро замолотил языком вполголоса. После чего сложил антеннку, убрал девайс и пожаловался, что работа достает везде. Мол, звонили из центрального офиса: раз уж он неподалеку, то пусть заглянет в Луиз Алвис. Стажера же, то есть меня, можно не привлекать, стажер пусть погуляет. Вечно везет этим стажерам, ворчал Лукаш, раскланиваясь с вождем и печально пыля в сторону лодок. Завтра буду, обещал он, отчаливая от берега.

Мы молча проводили незадачливого мага взглядами, посидели в тишине, приговорили еще терере. Потом я, спросив разрешения, оставил вещи в доме вождя и пошел разминаться. Зверь требовал ветра в морду и земли под лапами.

К вечеру я набегался, накупался в обеих реках и даже наелся пресловутой арапаимы. Здоровенная рыбина – правда, куда ей против Иного с клыками. Вкусная, кстати. Жаль, не экспортный товар.

А когда солнце начало валиться куда-то в сторону Мату-Гросу, заливая оранжевым листву сельвы, я уже стоял на пристани и ждал. Пробежка по острову словно дала мне новое чутье. Я знал, где и когда должен быть.

И хозяин пришел.

Знаешь, бывает такое, когда взгляд в спину ощущается физически? Ну, у Иных-то понятно, сам Сумрак велел. А ведь порой и простые люди что-то такое чуют. И кажется мне, неспроста Радовид повелел ослепить Филиппу, которая, к слову, оборачивалась в сову… Ну да, это уже из игры, не из книги. Но подмечено верно. Знают что-то эти поляки, знают и намекают.

Так и я, стоя на подгнивших, отмытых дождями от песка досках причала, вдруг понял, что надо срочно посмотреть назад. И развернулся.

Индеец был совершенно непримечательный. Мне даже показалось, что это именно он нас утром подвозил на лодке. Хотя тут может сказываться примитивная бытовая ксенофобия: как азиаты для европейцев все на одно лицо, так и мы для них. В общем, Иной, стоявший под ближайшим деревом, был щупленьким, темноволосым, улыбчивым без подобострастности.

Но это, безусловно, был Иной. И очень сильный.

Я не мог разобрать его ауру. При этом было бы понятно, если бы она просто оказалась укрыта от сумеречного взора. Старые и опытные Иные не любят, когда любопытная молодежь лезет в их дела. Сей же тип совершенно не прятался.

Казалось, вокруг него колышутся все оттенки радуги разом. И те, что в нее не входят, тоже. Движение, пульсация цвета, вектора градиентов – все было подчинено единому ритму, какой-то примитивной, корневой гармонии. Я не мог уловить структуры. Словно смотрел на фрактал прожилок в древесном листе, на узоры, лепимые инеем по морозцу. Говорят, такая аура у неинициированных Иных, у Зеркал, у людей на грани безумия. Но я видел рисунки. Я ощущал отличие. Ощущал – и не мог объяснить.