Кристин Террилл - Все наши вчера [litres]

– Прости меня, пожалуйста, – сказала я. – Я люблю тебя, Финн, и ненавижу себя за то, что не сказала этого раньше.

Кажется, Финн заметил, как меня трясет, нежно и очень бережно он поцеловал меня в губы.

– Думаю, я смогу тебя простить.

Я снова обняла и прижалась к нему, наши дыхания слились, но умиротворения в моей душе хватило ненадолго. Тревога вновь просочилась в меня, как холод просачивался в машину, стоило только выключить обогреватель. Я по-прежнему видела, как Финна волокут прочь. А я не в состоянии это прекратить.

– Но… – сказала я.

Финн вздохнул.

– Но.

– Я до сих пор испытываю определенные чувства к Джеймсу, – сказала я. – Слишком легко вспомнить ту девушку, какой я была, когда любила его. Я не знаю, сумею ли убить его. Я знаю, что должна, но пока…

– Я повел себя как эгоист, позволив тебе взвалить на себя эту ответственность. – Он заправил выбившуюся прядь мне за ухо. – Честно говоря, мне даже нравится, что ты не в состоянии это сделать. Вот такая вот ты, Эм. Если бы тебе было легко это сделать, ты была бы не лучше, чем он.

– Но Марина, – сказала я. – И Финн. Если нас постигнет неудача, их ждут страдания.

– Мы что-нибудь придумаем. – Он коснулся губами моего лба, потом брови, потом щеки, и каждый поцелуй был теплее и длился дольше предыдущего. – И мы не сдадимся.

– Финн… – прошептала я. Чем ниже его губы спускались по моему лицу, тем тяжелее становилось мое тело.

– Мы уже упустили их. – От его неторопливого поцелуя, пришедшегося в уголок губ, мурашки побежали у меня по спине. – Пытаться их нагнать бесполезно. Нам надо немного отдохнуть.

– Отдохнуть, – пробормотала я.

Финн наконец-то поцеловал меня в губы. Он пил мое дыхание до тех пор, пока я не задохнулась и моя голова не пошла кругом. Финн отодвинулся и завел машину. Одной рукой он взял меня за руку, так, что наши пальцы переплелись, а второй повел автомобиль к мотелю на другой стороне улицы.

Мы добрались до дома Джеймса, когда заря раскрасила край неба розовым и оранжевым. Не верилось, что прошло всего два дня. Мир настолько перевернулся, что для меня день превратился в ночь, и чем выше поднималось солнце, тем сильнее слипались у меня глаза.

Когда Джеймс заводил машину в гараж, я краем глаза поглядела на мой дом. Свет не горел, и ни одной машины у дома не было. Возможно, родители уже уехали. Внутри у меня стало пусто, то ли от облегчения, то ли от разочарования.

Я растолкала Финна, спавшего на заднем сиденье, и мы выбрались из машины. К этому моменту Джеймс уже отпер дверь своего дома. Он совершенно не выглядел сонным, как будто его заряжало что-то более важное, чистое и возвышенное.

– Как ты думаешь, с ним все в порядке? – спросил меня Финн, выбравшись из машины.

Я вздохнула.

– Не знаю. Пока ты спал, он говорил странные вещи.

– Э-э… – Финн уставился в землю. – В самом деле?

Я прищурилась. Он же спал, разве нет? Финн виновато посмотрел на меня, и я стукнула его.

– Ах ты гад!

Финн потер руку.

– Ваши разговоры меня разбудили! Уж поверь – я не мечтал подслушивать такое!

Он прошел мимо меня в дом; я некоторое время мрачно смотрела ему вслед, потом тоже зашла. В доме Джеймс переходил из комнаты в комнату и задергивал все шторы, так, чтобы они не пропускали ни лучика света. Он прошел мимо меня по пути из гостиной в столовую и попутно запер входную дверь на замок и засов.

– Все в порядке? Что-то случилось? – спросила я.

– Все будет хорошо. Я просто собираюсь… кое-кому позвонить. Так что чувствуйте себя как дома.

– Ну, раз уж ты сам сказал… – Финн поскрёб пятернёй грязные волосы, – я бы не прочь сходить в душ.

Я попыталась улыбнуться.

– Да уж!

– Ха-ха.

– Можешь занять первую гостевую ванную, – сказал Джеймс. – Шампунь под раковиной. Одежду можешь взять у меня в шкафу.

Финн кивнул и пошел наверх.

– Ты не будешь возражать, если я займу голубую комнату? – спросила я. – Я не хочу сейчас идти домой.

– Конечно.

Я побрела наверх по лестнице, и Джеймс пошел со мной. На середине пути он обнял меня за талию, и я прижалась к нему.

– Устала? – спросил он.

Я кивнула и искоса посмотрела на него. Он вел себя на удивление нормально, если не считать лихорадочного задергивания штор. Нат умер, но Джеймс не плакал, не расхаживал из стороны в сторону и не рвал на себе волосы. Он выглядел сосредоточенным. Полным энергии.

– Тебе тоже надо немного отдохнуть, – сказала я. Так не могло продолжаться долго. Это какое-то жуткое отрицание в стиле Джеймса, и из-за него срыв будет только хуже – а он непременно случится.

– Я отдохну.

Мы вместе дошли до голубой комнаты – я всегда считала ее своей. Уверена, что никто не провел в этой кровати из красного дерева, под стеганым одеялом из дамасской ткани больше ночей, чем я. Я притормозила лишь на секунду, чтобы скинуть туфли, и рухнула на кровать лицом вниз.

– Белье там свежее? – спросил Джеймс, словно это имело какое-то значение.

– Всё равно! – Я приоткрыла один глаз и увидела, что Джеймс задергивает шторы в комнате с той же тщательностью, что и внизу. Я перекатилась и заползла под одеяло. – Оно чистое.

– Хорошо. – Джеймс сел рядом со мной, подтянул одеяло повыше и подоткнул его по бокам, словно я была маленьким ребенком.

– Спасибо, мамочка, – сказала я. – Кому ты собрался звонить?

– Доктору Фейнбергу. Я хочу выяснить, давал ли он мои записи Нату. И мне надо с ним поговорить… еще кое о чем.

– Ясно, – сказала я, не зная, что еще сказать.

– И я собираюсь позвонить Бобу Нолану в ФБР. Я не хочу, чтобы делом Ната занимался Рихтер. Если Нолан увидит то, что мы нашли, возможно, он что-нибудь с этим сделает.

Я погладила его по руке.

– Надеюсь, ты прав.

– Я тоже на это надеюсь. В любом случае в ближайшие несколько часов ничего не произойдет, так что давай поспи.

Он, склонившись, поцеловал меня в лоб, и время остановилось. Джеймс немного отодвинулся, словно осознал, что он делает, и на протяжении трех вдохов наше дыхание смешивалось, а потом он коснулся губами моих губ.

Один раз его губы медленно скользнули по моим, но за исключением этого мы оба были неподвижны, и губы наши по-прежнему соприкасались. Возможно, со стороны это выглядело безмятежно, но внутри у меня все бурлило. Что-то странное творилось у меня в груди – как будто сердце взорвалось, и жар хлынул в тело, и конечности закололо. Мне хотелось двигаться, разомкнуть губы или прикоснуться к его лицу, но я окаменела.

Потом Джеймс взял меня за подбородок, немного наклонился ко мне, целуя меня глубже, и я прорвалась через свой паралич. Я поняла, почему не могла воспользоваться всеми теми советами Софии и Тамсин насчет соблазнения. Да потому, что я этого не хотела! Я не хотела соблазнять Джеймса, одурачивать его вместе с его гормонами, чтобы они меня захотели. Я хотела, чтобы он захотел меня сам. Как сейчас.