Джосайя Бэнкрофт - Рука Сфинкса [litres]

– Ветер по-прежнему на нашей стороне, – сказал Адам, появляясь в поле зрения Сенлина. Капитан так свирепо хмурился, что Адам чуть помедлил, прежде чем договорить: – Он унес «Арарат» прочь. Волета его уже два часа не видит.

Волета ползала по такелажу, прислушиваясь, не шипит ли воздух, свидетельствующий о том, что оболочка сдувшегося воздушного шара не сумела запечатать все прорехи. Всякий раз, заслышав предательское шипение, она мазала соответствующее место клеем и прилаживала квадратик шелка.

Голова Сенлина настолько переполнилась всякими другими вещами, что смысл услышанного дошел до него лишь спустя секунду.

– Сомневаюсь, что это продлится долго. Мы опять его унизили, а он не из тех, кто прощает оскорбления.

– По моим подсчетам, ты поиздевался над ним уже три раза. Может, он усвоит урок: с капитаном Маддом шутки плохи.

Сенлин невесело рассмеялся:

– Я извлек из этого совсем другой урок. В следующий раз, когда ты попросишь разрешения что-то отремонтировать, я должен тебе позволить. Этот неисправный рычаг чуть не угробил нас.

– Я бы ни за что не догадался, где случится поломка. Под ногами сотни футов прогнившего насквозь гидравлического провода. Единственное, что удерживает нас в небе сейчас, – надежда.

– Кажется, она закончилась.

– Ничего подобного. У нас есть ты.

Лицо у Сенлина стало печальным, как у человека, не привыкшего к комплиментам.

– Думаю, ты путаешь надежду с упрямством, Адам.

– Почти уверен, что это и есть надежда. Упрямство. Отказ сдаться. Ты загарпунил поезд, взрезал корпус корабля и чуть не отправил «Арарат» на землю. Называй это как хочешь, но весьма похоже на надежду. – Адам улыбнулся, что было довольно редким зрелищем, и Сенлин мельком увидел друга, которого потерял.

Ободрение Адама согрело его, и когда он снова взглянул на корабль, то увидел чудо, скрывающееся под маской катастрофы. Несмотря на все дыры, «Облако» все еще в воздухе. Адам прав: надежда не умерла.

Когда Эдит подошла, волоча остатки переборки из своей комнаты, она увидела, что Сенлин и Адам улыбаются, обозревая царящий вокруг бардак.

– Надеюсь, хорошие новости?

– «Арарат» далеко, а мы все еще не упали, – сказал Сенлин и помог ей положить ношу на растущую груду деревянных обломков.

Они собирались вытащить годные гвозди, приберечь лучшие доски, а остальное бросить за борт. Ему показалось странным, что она не использовала механическую руку для тяжелого труда. Возможно, хотела натренировать мышцы на другой.

Она вытерла пот с подбородка о блузку.

– А что насчет воздуховода? Мы можем его починить?

Адам перестал улыбаться:

– Где бы мы ни приземлились, застрянем там, пока не найдем замену. И я уверен, что ты и сама понимаешь: надолго мы в небе не задержимся. Посадка вряд ли будет мягкой.

Она погладила механический сустав локтя, как будто он мог причинять боль, и остановилась, только когда поймала взгляд Сенлина.

– Выберем место или просто шмякнемся где-нибудь у подножия?

Сенлин уже подготовил ответ:

– Летим в Шелковые сады. У нас все еще есть подарок для Люка Марата. Пришло время узнать, готов ли он помочь нескольким своенравным душам с той же щедростью, с какой помогает ходам.

– Не уверена, что смогу довести нас до Рифа. Все надежные карты были в рубке. Придется лететь на ощупь.

Сенлин ошибочно принял ее невыразительный тон за проявление силы духа и непреднамеренно подтолкнул к чувствительной теме разрушенной комнаты:

– Карты не составляют и половины ваших ценностей, мистер Уинтерс.

Она стиснула зубы:

– Мы лишились балласта. Как только выкинем этот лом, придется отдирать доски корпуса.

– Если дело дойдет до этого, начните с моей каюты, – сказал Сенлин с чрезмерной щедростью. – Я собираюсь посмотреть, есть ли в библиотеке доброго доктора что-нибудь полезное о Шелковых садах.

Он чувствовал такое воодушевление, что не заметил, с каким унылым видом Эдит начала разбирать переборку своей бывшей спальни.

Эдит была не в восторге от перспективы посещения Шелкового рифа, который она отказалась назвать садом. Она провела достаточно времени с опытными воздухоплавателями, чтобы знать о том, что риф был негостеприимным необитаемым пустырем. Внешне это была демилитаризованная зона между недружественными кольцевыми уделами, но Эдит считала, что ее истинная цель – перекрыть пешеходное сообщение, потому что ни один турист, каким бы бесстрашным он ни был, не мог пройти через риф. Он не давал всякой шушере подниматься в верхние уделы Башни.

И еще все знали, что он кишит пауками.

Шелковый сад был зажат между соперничающими уделами Пелфии и Альгеза и веками служил им трофеем и театром военных действий. По мере того как пушки делались все более гигантскими, а армии росли, восточный портал рифа пришлось расширить киркой и зубилом, чтобы он стал достаточно вместительным. В конце концов туннель сделали таким просторным, что через него прошел бы и воздушный корабль. И вот тогда-то древняя вражда приобрела самоубийственные масштабы. Два врага запихнули свои армады в небольшой карман небес, относящийся к рифу, и вскоре обнаружили, что оболочки с водородом и большие объемы пороха, будучи утрамбованными внутри Башни, порождают кровавый дождь.

А потом – сто лет назад – Пелфия и Альгез подписали перемирие, которое подразумевало преобразование шестого кольцевого удела в общий парк, символизирующий конец поколениям вражды. Исторически мир длился всего пять лет, но после него война переместилась в открытое небо, так как ни одна сторона не хотела уничтожать парк, который они построили вместе, но каждая считала своим. Таким образом, заброшенные сады в конечном счете стали заросшим и неуправляемым рифом. Местом, о котором шептались и которого избегали; портом последней надежды для измученных и отчаявшихся.

Чтение всегда служило Сенлину надежным убежищем. Он обладал благословенной способностью читать в поездах и каретах. Он много вечеров провел в «Синей татуировке», читая сочинения учеников, пока Мария играла на пианино в сопровождении безупречной разноголосицы подпевающих моряков и рыбачек. Однажды он пропустил пришествие урагана, потому что был поглощен типографской историей диакритических знаков. Он понял, что случилась буря, лишь когда на следующее утро поднялся и обнаружил, что его забор, живую изгородь и цветы как будто сбрили с холма опасной бритвой.

Но впервые в жизни он чувствовал некое отторжение к книгам, лежавшим перед ним. Может, отвлекся на мысли о разрушенной каюте? Его наклоненная кровать лишилась двух столбиков. От оловянной люстры осталась только пара футов цепи, а коллекцию пышных одеяний, собранную капитаном Ли, разбросало по углам, где вещи так и лежали, шевелясь на неуемном ветру, словно беспокойные кошки.