Джосайя Бэнкрофт - Рука Сфинкса [litres]

Тома продолжали падать, ударяя его по спине и плечам, пока наконец из открытого отверстия не выпрыгнул библиотекарь, завершая маленькую лавину. Кот выглядел абсолютно невозмутимым. Сенлин подумал, что зверю хватило ума держаться подальше от обрушения.

– Возможно, мне следует нанять тебя в качестве трубочиста, – сказал Сфинкс, возвышающийся над Сенлином; его маска выглядела темной впадиной. Сенлин от неожиданности вскрикнул. – О, не драматизируй! – продолжил Сфинкс, отодвигаясь. – Вставай, ну вставай же.

Сенлин попытался выглядеть достойно, но после часов, проведенных сперва на четвереньках, а потом на животе, ноги стали как резиновые. С некоторым усилием он приподнялся и выпрямился. По спине пробежала бодрящая молния. Лишь тогда Сенлин понял, где находится. Он вывалился со дна Бездонной библиотеки в чью-то личную комнату.

Пара сапог, согнувшихся на уровне лодыжки и серых от старости, валялась у подножия ветхой походной койки. На двери висела помятая фляга на ремне. Шесть-семь томиков – слишком малое количество для книжной полки – лежали на маленьком письменном столе. Рядом стоял высокий табурет. Не считая выполненного маслом портрета на стене, убранство в комнате было довольно строгим. Она чем-то напоминала заброшенное музейное крыло, и Сенлин не удивился бы, увидев пришпиленные под скромными реликвиями листочки с описаниями.

– Это ваша комната?

– Не говори ерунды. Ты никогда не увидишь мою комнату. Книгу нашел?

Сенлин издал тихое и мелодичное: «Ах…» Огляделся в поисках библиотекаря – не для того, чтобы его обвинить, но цепляясь за слабую надежду, что кот встанет на его защиту.

Рыже-полосатый с белыми лапами зверь сидел на одном из тех томов, которые свалились в комнату вместе с Сенлином. Он забрал у кота книгу и прочитал название с нескрываемым трепетом:

– «Зоотропы и волшебные фонари: введение в движущиеся картинки». Боже мой! Ты ее нашел!

Кот добродушно моргнул ему.

– Он воистину замечательный библиотекарь, – сказал Сфинкс, забирая том.

Сенлин изумился опять, но уже не коту, а этому маловероятному воссоединению.

– Как вы сюда попали?

– На лифте, разумеется, – сказал Сфинкс, пряча книгу под плащом. – Это ведь не мне нужно было прогуляться, Том. Не мне нужно было прочистить голову. Но не позволяй своим мыслям тотчас же обратиться к твоим друзьям. Ты их довольно скоро увидишь. Перед этим, однако, мы должны кое о чем поговорить.

Казалось несправедливым, что некто столь загадочный называл его по имени, хотя Сенлин вряд ли мог протестовать.

– Если речь о крошке, то я исцелился. Видения прекратились.

– Браво. Но нет, это не то, о чем я пришел поговорить с тобой. Я хочу… – Сфинкс заметил, что взгляд Сенлина то и дело перебегал на портрет у него за спиной. – Он тебе нравится?

– Кажется, да. В нем есть что-то необычное.

– Что бы я ни отдал, чтобы увидеть его в первый раз. Знакомство притупляет остроту взгляда. Я больше не могу увидеть в нем нечто, превосходящее собственные несвежие впечатления. – Сфинкс переместился, встал рядом с Сенлином, так что теперь они глядели на картину вместе. – Пожалуйста, расскажи мне, что ты видишь.

Портрет был формальным по стилю, но сельским по сюжету: просто одетый мужчина сидел на табурете перед огромным золотым стогом сена, обрамленным узкой полоской безоблачных небес. На первый взгляд – обычная пасторальная сцена: сельский труженик, романтическим образом представленный наподобие городского помещика. Но чем дольше Сенлин смотрел на него, тем сложнее становился непритязательный персонаж.

– У него один из самых странных лбов, какие я когда-либо видел. Он просто невероятен, почти панцирь черепахи. – Сенлин обхватил подбородок рукой. В происходящем ощущалось нечто абсурдное. За мгновение до этого он готовился умереть; теперь изображал из себя критика-искусствоведа. Каким-то образом было легче симулировать самообладание, чем выражать смятение. – Полагаю, ему около шестидесяти лет, хотя трудно сказать наверняка. В нем нет ничего показного: его воротник, рубашка и сапоги довольно практичны. Он похож на человека, который сам себе стрижет волосы. – Сенлин наклонился ближе, изучая оттенки кожи. – Я узнаю стиль. Это Огьер?

– Верно.

Сенлин чувствовал, что Сфинкс внимательно наблюдает за ним.

– Усы выбиваются из общего фона. Они тонкие, щегольские, – продолжил Сенлин и рассеянно поскреб собственную щетину. – Что-то вроде пережитка прошлой жизни, как мушка, которую каждое утро рисует на щеке стареющая мадам. – Сфинкс сдавленно фыркнул, и Сенлин не понял, было ли это выражением веселья или раздражения. – Цвет лица ни о чем не говорит. Могу лишь предполагать, что он либо южанин, либо родом с Востока, но много времени проводил на открытом воздухе.

– Очень хорошо, – сказал Сфинкс, и на этот раз Сенлин отчетливо расслышал в его голосе удовлетворение.

– Думаю, он рабочий или ремесленник. Взгляните, какие у него узловатые руки. – Сенлин обвел их контуры пальцем, не касаясь картины. – Взгляните, как он держит их на коленях. Он гордится своими руками.

– Это одно из самых точных описаний Зодчего, какие я когда-либо слышал.

– Это Зодчий? – Сенлин посмотрел еще раз и попытался примирить относительно скромный облик мужчины с величием Башни.

Задача показалась невероятно сложной.

– Разве ты не узнаешь стул? – сказал Сфинкс, касаясь скромного сиденья, стоявшего у стола. Сенлин увидел в этом жесте почтение. Это все же был не музей, а храм. – Он вечно жил в дороге. Вот почему у него было так мало вещей. Все, чем он владел, – все, что ты видишь здесь, – могло быть в любую минуту упаковано и погружено на мула. Он спал там же, где ходы, и поскольку их койки собирались с началом работы – он делал то же самое.

– Но при этом возил с собой собственный портрет? – проговорил Сенлин с намеком на легкомыслие и тотчас же понял, что шутку не оценили.

– Не будь таким грубым. Я его повесил. Зодчий вовсе не был тщеславен, хотя имел на это все причины. Ты сказал, на вид ему шестьдесят. На самом деле он позировал для портрета в возрасте ста девяти лет.

– Невероятно, – сказал Сенлин со всей возможной доброжелательностью.

Сфинкса это не обмануло.

– Думаешь, это невозможно? Поверь мне, так оно и было.

– Говорите по собственному опыту?

– М-да, ты все-таки не знаешь страха.

– Сэр, последние десять дней меня изводили галлюцинации, лихорадка и смертельные ловушки. Несколько минут назад я со всеми попрощался, поскольку думал, что умру. Что бы вы со мной ни сделали, я восприму это как отсрочку приговора.

– Чудесно! – Сфинкс рассмеялся. – Теперь я понимаю, что такого в тебе увидела Мария.