Рошани Чокши - Корона желаний [litres]

– Змеиный король не похищал свою жену. Откуда ты вообще это взяла?

Потрясенная Ааша отступила на шаг.

– Я рассказала вам то, что слышала от своих сестер. И все якши, что приходили в наш шатер, говорили о том, как Повелительница Каувери жаждет заполучить яд Змеиного короля. Все до одного. И многие повторяли, что это из-за похищенной сестры Повелительницы. Признаюсь, все это сплетни, но иных сведений у меня не было.

– Ааша спасла тебя, Гаури, – вмешался Викрам. – Ты могла бы…

– Спасла из чувства вины? Искупая собственную ложь? – повысила я голос. – Ты тоже хотела, чтобы река Капила пострадала? Ты знала, что мы явимся туда и обвиним короля в худшем на основе твоих слов. Хотела насолить? Неужто Змеиный король отверг любовь одной из твоих сестер? Или даже твою? В этом все дело?

Викрам вскочил:

– Ты не одна принимала решение. Я тоже ей поверил. И Ааша рассказала нам все, что знала. Мы должны были выбрать и выбрали. Сами, так что ответственность только на нас.

– О, вот так просто, да?

– Да, – холодно кивнул он. – И ты бы сама это поняла, если б так не упивалась жалостью к себе.

Щеки обдало жаром. Викрам и Ааша молча пялились на меня сверху вниз. Я чувствовала себя запертой в клетке. Крошечной. Ведомой.

Ааша побрела к двери.

– Я спасла тебя не из чувства вины. Я… лишь хотела помочь. – Она глянула на Викрама: – Я рада, что с ней все в порядке. Мне пора.

И, развернувшись, вылетела из комнаты, но я успела заметить и хромоту, и слезы в уголках глаз. Мой воинственный настрой сдулся. Да что со мной такое?

– Довольна? – воскликнул Викрам. – Мы оба переживали за тебя. Оба караулили возле постели. Ааша весь день трудилась, пытаясь вытянуть яд из твоих вен или ослабить его, чтобы он тебя не убил. О тебе заботились, могла бы проявить хоть каплю благодарности. Но вместо этого, едва очнувшись, ты предпочла кинуться на ближнего. Это и есть твое хваленое «выживание»? Бросаться обвинениями и ранить всех вокруг только потому, что сама с собой совладать не можешь?

Я встала. Боль в ноге вспыхнула и померкла. Да, я была обязана Ааше жизнью, а отплатила жестокими словами. Так же и тем же я отплатила за свое спасение Налини: позволила холодным фразам преследовать ее тень в ночи. Может, мои деяния и уходили корнями в благие намерения, но в итоге почти всегда обрастали шипами.

– Мы заслужили ответы.

– Какие ответы? Она что-то услышала и рассказала нам. И мы поступили единственно верно, потому что у нас нет опыта общения со Змеиными королями и их женами-реками! Любой поступил бы так же. Ты просто ищешь виноватого.

Его слова жалили.

– Перестань говорить так, будто понимаешь, через что я прошла.

– Думаешь, ты одна такая страдалица? – вскипел Викрам. – Я знаю тебя. Я… я видел тебя в Гроте Нежити. Ты спасала людей в родной Бхарате каждый день, хоть это потихоньку и убивало тебя саму. Ты принимала немыслимые решения, которые никто не должен принимать. И такую Гаури я уважаю.

Я вздрогнула.

– Но нынешняя Гаури… Она лишь пытается сбежать и спрятаться.

Фраза повисла между нами. Я хотела вырвать ее из воздуха, отбросить подальше, но не могла. Слова впились в мысли, пробуждая прошлое, к которому я не желала возвращаться никогда. Чтобы выжить при дворе Сканды, нужно было знать всех игроков, все ходы, все сведения. Разве могло не повлиять на меня такое существование? Я рухнула на кровать, уставившись на чуть смятую подушку кресла, на котором несла свое дежурство Ааша. Викрам провел рукой по волосам и присел рядом, выпрямив спину и высоко подняв подбородок. Дотронуться больше не пытался.

– Для выживания не обязательно вырывать из груди сердце и сжигать все чувства дотла, – сказал он. – Иногда достаточно лишь принимать все, что подбрасывает тебе жизнь – прекрасное и ужасное, отравленное и благословенное, – и складывать из этих кусочков собственную судьбу.

– Хватит источать мудрости.

Викрам вскинул бровь:

– Хватит на них напрашиваться.

Меня захлестнул стыд. Вновь вспомнилась темная ночь в Бхарате, заплаканное лицо Налини и слова, что я на нее обрушила. Я так и не извинилась, пока была возможность, но не собиралась повторять ту же ошибку.

Оставив Викрама, я проскользнула в купальню. А позже, одеваясь, коснулась пальцами странной голубой звезды на коже. Совсем маленькой и чуть размытой по краям. Не то что вычурные метки на шеях вишканий. Когда я вернулась в комнату, Викрам вертел в руке пузырек с ядом Змеиного короля.

– Завтра Джулан-пурнима.

– Что? Так быстро?

Он скривился:

– Мы потеряли время во дворце Змеиного короля.

– Отлично. Ни дня отдыха перед вторым испытанием.

– Могло быть и хуже.

– Как всегда, ищешь светлые стороны, – покачала я головой.

– Надежда формирует мир.

– Или раскрашивает его, чтоб ты не знал, как он выглядит на самом деле.

– Или так, – согласился Викрам.

– Отдохни, – сказала я, заметив, с какой тоской он косится на кровать. – Вернусь вечером.

Внутренний двор снова преобразился. На деревьях мерцали нежные серебряные колокольчики, в воздухе искрился снег, и все вокруг было серебристым и переливчатым, жемчужно-белым или слегка румяным. С ветвей свисали качели из сплетенных лотосов – дань уважения святым возлюбленным, что провели так много дней, склонив головы и покачиваясь бок о бок, пока музыка флейты оплетала их руки и ноги, а их глаза наполнялись отражением друг друга. Цветочные веревки легонько колебались в безветренном воздухе, приглашая присесть, поговорить и влюбиться.

Я никогда не жаждала любви, считая ее блеклым светом. Не столь ослепительным, чтобы озарить мир или застить взор, но достаточно ярким, чтобы обмануть разум. Иные матушки в гареме называли любовь прекраснейшей амброзией, которую можно потягивать и смаковать. Другие сравнивали ее с открытой раной. Одна из гаремных жен – крошечная женщина, не пережившая даже первую беременность – как-то отвела меня в сторонку и сказала то, чего я никогда не забуду: «Любовь подобна Смерти, только является не ко всем. Тебя она может и не выбрать, но коли придет, то будет столь же стремительна и безжалостна и столь же слепа к твоим протестам. И, как и Смерть, Любовь оборвет одну твою жизнь и породит другую».

Ее слова напугали меня. Я никогда и ни к кому не испытывала подобных чувств. И не хотела испытать.

Аашу я нашла у ручья недалеко от шатра вишканий. Она вскинула голову, и всякое выражение тут же исчезло с ее лица.

– Можно посидеть с тобой?

Она кивнула.

– Слушай… я немного запуталась в собственных мыслях. И вместо того чтобы быть жутко благодарной, была просто жуткой и так и не сказала спасибо. Я задолжала тебе извинения. У тебя нет причин их принимать, но я не теряю надежды.