Екатерина Соболь - Сердце бури

Скриплеры примчались откуда-то с дымящимся ведром воды, долго громыхали заварочным чайником, а потом торжественно принесли Генри чашку и уцелевшие куски печенья, которые собрали с пола. Генри отхлебнул и подумал, что это лучший чай в его жизни. Чай – самое мирное, что есть на свете, а немного мира ему сейчас было нужно как никогда.

Тут Пал издал невнятный возглас, и его длинный палец уперся в одно из мест на карте. Генри присмотрелся, но ничего особенного там не увидел – лес и лес, зато лицо Странника просветлело.

– Ого, неплохо, деревяшечка. – Странник прищурился, будто всматривался во что-то на карте, и вдруг рассмеялся. – У, и кто тут у нас! Поразительно, как тесен мир. Ну хорошо, Генри. Как насчет еще разок почувствовать себя белым рыцарем?

– Почему еще разок? – нахмурился Пал, но Странник только отмахнулся.

Тут Генри понял, что от его куртки, той самой, которую сшил ему Уилфред, остались одни лохмотья. Он стянул их и бережно сложил на стул.

– Можешь дать мне что-нибудь? – спросил он у Странника. – У тебя тут полно всякого барахла.

Скриплеры мгновенно зарылись в какие-то корзины. Один выудил яркую тряпку и помчался к Генри, смешно переваливаясь на корнях. Генри узнал его: тот самый маленький скриплер, который пришел за ним в дом над облаками, когда он оплакивал там гибель Тиса в день обретения Сердца.

– Спасибо, Элвин, – сказал Генри, забрал у него темно-красную куртку и натянул.

Пусть она и была ужасного для охоты цвета, зато теплая и уютная, и в этом было что-то утешительное.

– Откуда ты знаешь, как меня зовут? Никто из людей не знает наших имен, – спросил скриплер, тревожно шевеля ветками на голове.

Неважно, дружище, – мягко сказал Странник и обвел их всех взглядом. – Вы не созданы для трудных времен, а во сне хотя бы медленнее будете терять силы. Встретимся по ту сторону беды, друзья мои. И на всякий случай прощайте.

Он запустил руку в карман и вскинул ее вверх. В воздухе закружилась серебристая пыльца, и все существа, не успев даже ртов раскрыть, упали как подкошенные. Генри поставил пустую чашку на стол, и чуть слышное звяканье в тишине показалось ему оглушительным. Кошки, стражи, грибни и другие незнакомые существа – все лежали навзничь, похожие на разбросанные ребенком игрушки.

– Удачи, Генри. – Странник переступил через Элвина, который заснул, обнимая фарфоровый чайник с заваркой. – Если заберешь силу короля-зверобоя и не превратишься в безумную тварь, у нас появится надежда.

– Король-зверобой? Что за имя такое?

– Им он не родственник, – уточнил Странник, кивая на лежащих повсюду скриплеров.

И, прежде чем Генри успел спросить, что он имеет в виду, Странник схватил его за руку, и они исчезли.

Генри надеялся получить разъяснения и напутствия по прибытии, но, когда в голове улегся звон от перемещения, он обнаружил, что стоит на коленях неизвестно где и совершенно один.

– Ну спасибо за поддержку, – пробормотал он и встал, стараясь не шататься.

Вокруг тянулся какой-то незнакомый лес – стволы поскрипывали, и звук был такой мощный и низкий, будто эти исполинские деревья стоят тут от начала времен и скрипят уже просто от старости, а не от ветра. Ничего опасного вокруг не было видно, и сначала Генри решил, что Странник ошибся с приземлением, но потом до него дошло: есть в этом месте что-то странное, неподходящее для леса.

Запах, вот что. Генри не сразу узнал его: смутно знакомый, успокаивающий и нежный, – а когда узнал, по спине поползли мурашки. Это был запах книг – старой бумаги, пыли, библиотечных шкафов. Предположить, что здесь, посреди ничего, так много книг, что он учуял их издалека, было просто безумием, и Генри растерянно пошел на запах. Отправляясь сюда, он собирался немедленно вступить в битву с каким-нибудь чудовищем, а теперь не знал, что делать.

Чем дальше он шел, тем сильнее становился запах. Потом он начал меняться – теперь к нему примешивалось что-то сладкое, полузабытое. Генри стал мучительно рыться в памяти, и в конце концов до него дошло: так пахла одежда его матери, когда он был ребенком. Запах дома и безопасности. Генри вдруг почувствовал себя спокойным и счастливым, как будто в легкие ему вместе с воздухом вливалась сама жизнь.

Ноги вели его туда, где запах усиливался. Где-то на краю сознания трепыхалась мысль, что он пришел сюда кого-то побеждать, но это больше не казалось таким уж важным. Скоро запах стал холодным и свежим – как снег в горах Хейверхилла, – и Генри улыбнулся. Его поле зрения сузилось до гигантского дерева впереди. Оно единственное в этом голом лесу было усыпано пышными желтыми цветами. Генри пошел ближе, но тут прямо перед ним выросла морда какого-то животного, и от неожиданности Генри дернулся назад, оступился и упал.

От удара в голове слегка прояснилось, и Генри понял сразу две вещи: во-первых, воздух теперь пах еще и отцовской меховой курткой, а ничто на свете не может пахнуть столькими вещами одновременно. Во-вторых, прямо над его лицом нависла опасная на вид зубастая морда. Прежде чем Генри успел что-нибудь в связи с этим предпринять, чудовище щекотно ткнуло его носом в лицо и отпрянуло – обожглось. В голову Генри медленно, как сонная муха, вплыла мысль о том, что это не чудовище, а лошадь.

– Снежок, – заплетающимся голосом пробормотал он. Лошадь точно не была Снежком, но ему было все равно, слова посыпались из него сами собой. – Мы забыли Снежка. Фальшивый я и Эд приехали на них с Болдером в деревню Джетта. Мы ушли искать Предел, а лошади остались там. Их ведь не обидят? Я про них забыл. Эдвард расстроится, он любит Болдера, Болдер – друг.

Лошадь слушала его излияния с некоторой тревогой в глазах, а потом нерешительно поднесла морду к нему и с силой боднула. Мозг медленно и неохотно выдал Генри сведения о том, что Снежок был белый, Болдер – черный, а эта лошадь – рыжая, и где-то он ее уже видел. Лошадь всхрапнула, приподняв верхнюю губу, и он увидел ее верхнюю челюсть: желтоватые зубищи, кривые и слегка наползающие друг на друга.

«Кривозубая кобыла» – вот что говорила Мойра про лошадь, с которой разговаривал Йенс Кэмпбелл. Воспоминание о Мойре резануло, как ножом, и Генри вздрогнул и пришел в себя. Запах был просто одуряюще прекрасный, и Генри кое-как встал, стараясь дышать через рот. Смирная лошадка, за которую он держался, была привязана к дереву, а неподалеку стояла старая телега, тоже смутно знакомая. Генри сонно предположил, что лошадь и телега попали сюда вместе. И еще одно воспоминание пришло к нему, похороненное под сотнями других событий, но все еще яркое: эта лошадь была запряжена в повозку Джетта, на которой тот приехал в Хейверхилл месяц назад. Телегу пришлось бросить на постоялом дворе, так что ж она тут теперь… Думай, думай. Лошади с телегами просто так не разгуливают, где-то рядом должны быть люди.