Эшли Дьюал - Полуночная буря [litres]

Сейчас в лазарете лежал Ксеон – человек, которого он знал всю жизнь. Он был ему братом, другом и советчиком. А еще он был его совестью.

Что случается, если человек теряет совесть?

Аргон проснулся в полном смятении. Он приподнялся на локтях, взглянул на Ксеона и понял, что тот еще спит. Аргон умылся и присел на край стола. Алман даже не представлял, сколько злости и ненависти скопилось в одной человеческой душе! Лишь Аргон. Лишь его ярость. Но и ее хватило бы, чтобы заполонить весь Калахар.

Послышался сухой кашель. Молодой предводитель выпрямился и посмотрел на друга. Тот, как всегда, недовольно нахмурился и проворчал:

– Какой болван перевязывал мне шею?

Аргон подлетел к Ксеону и ответил:

– Я, конечно.

– Ты придушить меня захотел? – Ксеон взглянул на него. Один его глаз был словно полностью залит кровью из-за полопавшихся в нем сосудов. – Повязки давят.

Юноша попытался стянуть их, но Аргон недовольно свел брови:

– Подожди ты. – Он аккуратно ослабил повязку на шее. – Лучше?

Ксеон кивнул. Он медленно присел и поморщился от боли. Затем грубо выругался и, словно старик, прокряхтел:

– Внутри будто иголки.

– Ты зачастил в лазарет. Влюбился в Хуракана?

Ксеон усмехнулся, а потом поджал разбитые багрово-синие губы.

– Давай сегодня без твоих шуток, болван. Я не в настроении.

Аргон кивнул. Он не знал, как выразить свои чувства, и просто положил ладонь другу на плечо.

– Я рад, что ты пришел в себя.

– Я тоже.

– Что случилось? – Голос Аргона стал мертвенно тихим. – Что Алман сделал?

Ксеон уставился в пустоту. На его лице отразилась буря эмоций, и Аргон озадачено прищурился, а Ксеон проговорил:

– Тысячи.

– Что?

Ксеон взглянул на него и повторил:

– Тысячи воинов, десятки тысяч. Вооруженные и подготовленные. Не речные шуты и не разбойники из Долины Ветров, а войско Каменных Сердец и отряды Огненных санов. Если мы и планировали победить в этой войне, то ошибались, Аргон.

– Но…

– Ошибались, поверь мне.

– Я верю тебе. Но мы не можем отступить.

– Ты не слушаешь, – взволнованно воскликнул Ксеон, – нам не одолеть Алмана!

– И что ты предлагаешь? – Аргон пожал плечами. – Ты ведь понимаешь, что выхода у нас нет.

– Но какой смысл в войне, если мы ее проиграем? Какой?

– В войне вообще мало смысла.

– Люди погибнут, сражаясь за чужие идеалы и мотивы.

– Люди не хотят подчиняться Алману.

– А жить они хотят?

– Ты должен рассказать мне обо всем, что увидел, – настаивал предводитель, – и я передам твои слова Догмару. Мы изменим стратегию, придумаем что-нибудь. Войны выигрывали и с меньшим количеством солдат, Ксеон.

– И откуда ты знаешь об этом? – Тот сердито прищурился. – В книгах прочитал?

– Что он тебе сказал?

– Аргон…

– Что он тебе сказал?!

– Что он перережет всех, кто будет воевать против него! Что он направит свою армию на Станхенг и разрушит его, сожжет дома, сожжет людей! Что пощады ждать не стоит.

Аргон отвернулся. Сколько у Алмана идей? Знал ли он, что у Аргона столько же идей, как покончить с ним? Голову можно отрубить, сердце вырвать.

– Алман предлагает нам сдаться, и тогда его войско не пойдет на Станхенг. Он дал три дня.

– Что ты выяснил насчет деревянного клинка Первого Человека?

– Он в Арборе, но это все, что сказал мне Алман.

– А что с монстром? Он видел его?

– Видел.

– И ты рассказал ему о Лаохесане?

– Рассказал.

– И этот мерзавец все равно стоял на своем?

– Собаки разодрали сначала тело монстра, а потом, когда поняли, что мяса в нем нет, кинулись на солдат, приехавших со мной… – Губы Ксеона задрожали. – Головы – это единственное, что от них осталось, и Алман милостиво позволил мне привезти на родину останки храбрейших воинов Станхенга.

Аргон убрал назад волосы и замер, пытаясь придумать, как поступить. Если Ксеон говорил правду, то сражение с войском Алмана – самоубийство. Он мог подвергнуть опасности свою жизнь, но стоило ли подвергать риску остальных? Аргон точно знал, что нет. Однако он не имел права решать за каждого дамнумца, за каждого эриданца или станхенгца.

– Единственное… – задумчиво прохрипел Ксеон, – была одна странная вещь.

– Странная? – Сильф с надеждой посмотрел на друга. – Что именно?

– Алман до сих пор не верит в силу стихий.

– Быть не может.

– Может.

Аргон недоуменно отчеканил:

– Ты показал ему мертвого монстра, Нириана пришла из страны летающих людей. А он до сих пор не поверил в магию?

– Не поверил. И это странно.

– Это глупо, но нам на руку. Если он не верит в силу стихий, мы можем застать его врасплох. – Аргон воодушевленно расправил плечи и ощутил прилив бодрости. – Он не ожидает бури, не понимает, что я могу устроить целый ураган.

– Который продлится не больше двух минут?

– Двух минут хватит, чтобы уравнять силы.

– Аргон, – Ксеон попытался встать, но раны заныли и он опустился обратно, – черт возьми, хотя бы раз прислушайся ко мне! Выиграть эту битву нам поможет только чудо, понимаешь? Мастера Алмана создали огромные деревянные постройки, они камни кидают в небо. Его солдаты оборудовали несколько мостов. А Огненные саны…

– Нужно подумать.

– О чем?

– О новом плане.

– Мы должны признать, что проиграем, и сдаться!

– Это не нам с тобой решать.

– О, отлично, доверим судьбу девушке. – Ксеон недовольно усмехнулся. – Она смелая и такая же сумасшедшая, как и ты. Но речь сейчас идет не только о ваших жизнях.

– Ты при каждом удобном случае называешь Эльбу королевой.

– Потому что она – королева, даже если тебе это не нравится.

– Вот и подчиняйся ей. Ты не хочешь доверять судьбу девушке, но при этом все время зовешь ее своей королевой. Я не особо в этом разбираюсь, Ксеон, но, по-моему, ты сам себе противоречишь.

Ксеон хотел было ответить, но так и не решился, А Аргон не стал вытягивать из него признание. Он осторожно похлопал его по спине:

– Поправляйся.

– Куда ты?

– Сообщу совету то, что ты рассказал мне.

– Хорошо, я подожду здесь.

– Да. Хуракан оставил тебе отвар, выпей его. А вот этим, – Аргон указал на миску со светло-серой глиной, – обработай раны. Я выясню все что нужно и вернусь.

Ксеон хмуро кивнул.

– Поправляйся, – напоследок бросил Аргон и скрылся за дверью.

Ему многое предстояло обсудить.

Аргон поднимался по ступеням, обдумывая слова Ксеона. Почему Алман до сих пор не верил в магию стихий? Неужели он был настолько слеп? Алмана считали расчетливым и черствым королем. Но он не слыл глупцом. Он начал войну, прекрасно понимая, что его брат не оставит королевство без наследника. Неужели он действительно верил, что у сына Вигмана, пусть больного и неопытного, не найдется сил для ответного удара? Он, в конце концов, такой же Барлотомей, как и сам Алман, а их во все времена считали неимоверно заносчивыми гордецами. Королям нельзя ошибаться. Народ всегда помнит, когда его веру превращают в оружие, и мстит, если правители не оправдывают его ожиданий.