Валерий Большаков - Первопроходец. Бомж с планеты Земля [litres]

– Подкурить можно?

– Валяй, – разрешил я.

Косарь ловко выхватил головешку и поднес к своей самокрутке. Попыхтел, раскуривая, и отбросил «зажигалку».

– Че, – хмыкнул он, – тоже за артефактами?

– Да нет, так просто, прогуляться вышли.

Мой визави хихикнул. Затянулся, медленно выпустил дым и сказал:

– Тут один ко мне приставал вчера, грозился морду набить…

– А стоило? – с интересом спросил я.

Хихиканье в ответ.

– Я его лохом назвал, – объяснил Косарь, – а потом и тех, кто за него вступился. А разве я не прав? Разве все мы тут не лохи? Меня знаешь, что больше всего поражает? Нас тут целый взвод вооруженных мужиков, и че? Мы послушно ищем инопланетные цацки для чужих дядей! Неужели это так трудно – захватить машину и с боем прорваться?

Я внимательно посмотрел на него.

– Ты похож на мелкого провокатора, вроде Навального, – сказал я сдержанно.

– Вот! – обличающе вытянул грязный палец Косарь. – Вот! А почему? Неужели свобода не стоит пролитой крови?

Я поморщился – терпеть не могу дешевого пафоса – и ответил, сдерживаясь:

– Свобода от чего и для чего? Подумай об этом перед сном, Гапон ты наш стриженый. Машину захватить не сложно. Ну, вот прорвались мы. Положили пару вертухаев, а сами даже без «трехсотых». Вырвались. Свобода! А дальше что?

– Как че?

– Ну, что? – надавил я. – Куда ты денешься со своей свободой? Это на Земле есть масса способов бежать и скрыться, а потом всплыть под другой фамилией на краю света и зажить, как хочется и можется. А здесь ты куда денешься? В лес уйдешь? Что, всю жизнь, как животное, по зарослям шариться, в шалашике прописаться? Или дом выстроить? Так ведь сразу же столько всего потребуется, что волей-неволей, а в Новый Киев наведаешься, и не однажды. И оставишь след, по которому тебя найдут и приголубят.

– Ничего подобного! – отрезал Косарь. – Вон, «совки» к западному побережью двинули, живут там сейчас.

– А с чего ты взял, что они там живут? И что они вообще еще живы? Да если они даже и основали колонию на западе, что с того? Какая это выйдет жизнь – без связи с Землей? Первобытная! Ты что, готов одичать? Без магазинов, без больниц, без книг…

– Ну, можно же и в Новом Киеве скрываться!

– А ты что, опытный подпольщик? – не унимался я. – У тебя есть явочные квартиры, надежные схроны, агенты, которые предупредят об опасности? Если даже и есть, то и это не жизнь, а какая-то вечная борьба! Может, здешние отработчики и лохи, но уж точно не дураки.

– Ты считаешь меня дураком? – спросил Косарь, кривя губы.

– Ну, пока ты не доказал обратного.

Мой визави сплюнул в костер, швырнул туда же окурок и гордо удалился…

…Под вечер, когда я нагрел воды для мытья посуды, то вспомнил тукино «ноу-хау» и сложил осколки инопланетного сосуда в тазик. Собрал, как сумел, руками все пять частей в цилиндр, подержал, не вынимая из воды, а потом решил, что сначала надо бы их почистить. Разнял пальцы – а все! Осколки слиплись в нечто, подобное стакану с толстыми стенками.

Я осторожно попробовал разъединить их, но ничего у меня не вышло – сцепилось намертво. Ну и прекрасно. Будет первым экспонатом на выставке внеземного искусства!

Ночь прошла спокойно, никто нас не потревожил, ни зверь, ни человек. Я постелил себе на втором этаже, где зал. По кругу вогнутой стены шли широкие ниши, глубокие, с полукруглым верхом – точь-в-точь оконные проемы в старых домах. Вот в одной из ниш я и устроил свою вазу. Или стакан. Главное, инопланетный.

Меблировка была минимальная, воистину спартанская – надувной матрас плюс спальник. Потом я стащил у соседей пустой ящик, и получился гардероб. А заодно платяной шкаф и буфет.

С утра Кузьмич был очень оживлен и даже нервничал.

– Все поели? На работу!

Димон заворчал было, но смолк – все стали собираться. И Резаный счел за лучшее не отрываться от коллектива.

– Так, чтобы зря не бегать, обходить будем все от и до, – отрывисто сказал Бунша. – И смотрите в оба! Ежели не углядите упыря или еще кого, пеняйте на себя! Пошли.

И мы пошли.

Четверо обследовали дома по левой стороне, пятеро – по правой. Ничего особенного мы не нашли – пусто было в мангианских бункерах, пусто и как-то тоскливо. Выморочный город.

Порой мы шугали пушистых горбунков, самые шустрые из них умудрились забраться аж на второй этаж. Однажды появился худосочный зубастик, словно давно не кормленый. Стоило нам отдалиться от обследованного дома, как зубастик напал на одного из горбунков – ухватил зубами-иглами, передней лапой придержал и пошкандыбал прочь. Но далеко не ушел – горбунок запищал и стал раздуваться, превращаясь в щетинистый шар. И взорвался, да с таким грохотом, будто ручная граната сработала – голову зубастику разворотило, а от самого горбунка только клочки по закоулочкам.

– Урок первый, – пробурчал Кузьмич. – Шарики не надувать!

И все с ним согласились.

До обеда мы обшарили пару кварталов, вдосталь набегавшись по этажам, а нашли такой же зеленый стакан, как у меня, только целый. И все на этом.

Эдик приуныл. Наверное, он ожидал увидеть груды инопланетных сокровищ, но сколько ни скреби по здешним сусекам, ничего, кроме пыли, не выскребешь.

Так прошла неделя. Мы обустроились основательно: натащили инопланетных столиков – низеньких, отлитых из того же материала, что и мой стакан. Кстати, к вечеру второго дня на моей «битой посуде» ни одного стыка не осталось, ни единой щелочки – все срослось.

А мебель мы обнаружили в длинном приземистом здании, которое так и тянуло назвать трапезной. Широкий проход в эту самую трапезную был замурован, заделан, но от времени глыбы расшатались, а раствор осыпался.

Вздрагивая от возбуждения, мы разобрали кладку – и дружно сплюнули. Ну хоть столы пригодились. А на десятый день нам повезло.

Мы тогда не стали возвращаться на «базу», а с утра прихватили с собой спальники. Так и устроились лагерем в одном из сооружений странной для мангиан формы – квадратной в плане. С виду наше убежище напоминало большую трансформаторную будку – таких строений из силикатного кирпича, плоскокрыших и убогих, полно по всей России.

Улочки между кубическими домишками были очень узкие – мотоцикл проедет, если без коляски – и по колено занесены пылью. Тука, правда, сказал, что это наносы – мутьевые потоки случались в старину, говорит. Ну, ему лучше знать.

Главное, что на этих наносах произрастали деревца-плетуны. Толщиной в руку, они заплетали и дома-кубы, и проходы между ними. Больше всего эти плетуны напоминали корни, да и какая листва в подземелье? Зато целые вороха тоненьких волосков свисали с гибкого стволика. Хемосинтез!

Многие деревца засохли, и мы их пустили в расход для костра, а самыми толстыми стволами забаррикадировали вход на ночь.