Валерий Большаков - Первопроходец. Бомж с планеты Земля [litres]

Зеленые колючие плети натягивались и лопались, трещали под колесами, а потом вдруг – раз! – и грузовик выкатился на шоссе.

Ламинированное шоссе.

Только теперь я понял, почему его так назвали. Дорога была широкой, метров двадцать пять в ширину, и залита чем-то стекловидным – прозрачный пласт на глубину штыка лопаты покрывал раковистый, пористый грунт, выглаженный и пропеченный.

Притормозив, я остановился и выбрался из кабины. Устал.

Пусть меняют. Обойдя «Урал», я отпер дверь в кунг и заглянул внутрь.

– Привет! Саул, как ты?

– Жив… – донесся слабый ответ.

– Все путем, мы уже на Ламинированном шоссе! Федь, смени меня, ладно?

– Не вопрос, – кивнул охранник и покинул кунг.

А я со всеми удобствами расположился на койке и ноги свесил.

Кузьмич задумчиво чесал в бороде, Эдик прилип к окну, а Саул то в потолок глядел сосредоточенно, то на меня косился. «Урал» качнулся и поехал – плавно, безо всякой тряски, не шатаясь даже. Дорога – зеркало! При этом стекломасса под колесами не скользила, держала шины. Я усмехнулся: вот теперь точно, как на туристическом автобусе!

Усталость моя прошла, я бездумно пялился за окно, где мелькали деревья и скалы, блестели речушки, распахивались просторы лугов, на которых паслись невиданные ранее звери – длинношеие, покрупнее буффалодонов. Они тяжеловесно перемещались, колыхая отвисшими зобами, а их маленькие головы скрывались в кронах деревьев, то и дело вздрагивавших, – видать, зверюги трапезничать изволили.

– Это пантотерии, – развеял тьму моего незнания Эдик. – А вон там, видишь? Такие, как черепахи? Это панцирники.

– A-а, вижу…

В высокой траве, выгрызая себе обед, ползали здоровенные твари, смахивавшие на черепах или, скорее, броненосцев. Костяной панцирь покрывал их сверху, а голову защищало что-то вроде шлема с гребнем. Однако панцирник не полагался исключительно на броню – за животным волочился толстый хвост с булавой на конце. Как съездит такой по «Уралу», и капремонт не поможет…

Дорога была до того гладкой, что меня поневоле укачало. Так я и задремал.

– Подъезжаем!

Возбужденный голос Лахина разбудил меня. Я потянулся, протер глаза и уставился в окно. Горы приблизились вплотную.

Дорога, как и раньше, была прямой, как натянутая струна, и упиралась в отвесный склон, обрезанный, будто ножом, уходя под полукруглую арку.

Федор сбавил скорость и включил фары. «Урал» въехал в туннель и покатил дальше.

В кунге стало темно, а за окном ничего не мелькало, сплошная стена, вогнутая и облицованная серым.

Туннель пронизывал всю гору Вот стало светлеть понемногу, Федя газанул – и грузовик выехал по ту сторону хребта.

– Вот она! – благоговейно сказал Эдик, приникая к окну.

– Цитадель! – выдохнул Бунша.

А Саул ничего не сказал, только растянул губы в беззубой улыбке.

Когда я вышел из машины, то сразу понял, почему это «циклопическое сооружение» назвали Цитаделью, – от него веяло мощью, подавляя и угнетая сознание.

Его и взглядом-то не сразу охватишь! Цитадель поднималась по склону горы, занимая три уступа подряд. Ее слегка наклонные стены, сложенные из громадных серых блоков, задирались на высоту этажей двадцати, а то и больше. Могучие квадратные башни вырастали из стен еще выше.

Но потрясали не одни лишь исполинские размеры, но и древность – башни и стены Цитадели хранили на себе ясные следы выветривания, а ведь сложены они были явно не из хрупкого камня. Тут в ходу был какой-нибудь… этот… керамлит. Или литопласт. И, тем не менее, дожди и ветер хорошенечко обтесали постройку. Это сколько же ей веков, тысяч или миллионов лет?

Никаких зубцов, привычных для земных крепостей, тут не было и в помине, да и в какое сравнение могли идти ничтожные замки в какой-нибудь Шотландии вот с этим инопланетным чудом? Тут уж скорее на память приходили египетские пирамиды или что-нибудь подобное, не менее титаническое.

С другой стороны, не создавалось впечатления чужеродности, наоборот – Цитадель была узнаваема, ее роднило с Землей что-то общее, так сказать, однокоренное, свойственное всем гуманоидам.

Мы видели крепость и убежище, а желание схорониться от напастей за толстыми стенами – самое человеческое желание.

Перед нижним ярусом Цитадели, который только и давался нашему зрению, расстилался обширнейший плац, на который «Урал» и выехал, а в стене чернел треугольный проем, словно приглашая войти.

– Федя, – сказал я, – подъезжай поближе, а дальше мы Саула понесем.

– Понял, – кивнул гвардеец и полез в кабину.

Я загнал Эдика в кунг, следом залез Бунша, и мы тронулись.

– Может, и не помру… – просипел Саул, пуская слезу из единственного глаза.

– Успеешь еще, – усмехнулся я, – нам торопиться особо некуда.

Посмотрев на Лахина, я фыркнул – с Эдика сейчас хоть статую ваяй. «Интеллигент в экстазе».

Я ему это и сказал. Кузьмич хохотнул, а Лахин нисколько не обиделся – улыбнулся только блаженно и выдохнул:

– Нет слов! Вот просто нет слов!

– Одни слюни остались, – договорил Бунша.

Тут грузовик остановился, и я энергично вскочил с койки.

– Все, на выход!

Отворив задние дверцы, мы сначала сгрузили Терминатора и ручную тележку, в которую я уложил голову робота (она все-таки оторвалась) и мелкие детали, вроде биомеханической пятерни (кадры из фильма так и лезут на память), а потом выдвинули носилки с Саулом.

Я взялся спереди, Федор – сзади, и мы понесли раненого.

– Скоро уже, – бодро пыхтел я. Хотел было добавить что-нибудь вроде «лишь бы все работало», но вовремя прикусил язык.

А в следующую минуту усомнился в своем позитивном прогнозе – скорого исцеления Саула. Нас не хотели пускать.

Откуда ни возьмись, появилось человек десять с ружьями, одетых кто во что горазд, длинноволосых и бородатых. Иные подвязывали свои патлы шнурками, превращая в «хвосты», а остальные так и ходили лохматыми. Совки!

– Стой! – крикнул кто-то из них, вскидывая руку.

Мы остановились, и Федор спросил:

– И че делать?

Я подумал и сказал:

– Опускай!

Мы опустили носилки, а я повернулся к Кузьмичу и решительно сказал:

– Будем считать, что я тебя вычислил, суперагент, и ты спалился. Давай, прочисти этим мозги!

Бунша внимательно посмотрел на меня и фыркнул насмешливо. Забросив винтовку за спину, он пошагал к встречающим. Не дойдя метров трех до «совков», он остановился и зачем-то снял сапог.

– Я спецуполномоченный Совета, – проговорил он раздельно, – вот мои документы.

С этими словами Кузьмич выдрал стельку и передал совку, чья пышная шевелюра была всклокочена в стиле «Я упал с сеновала».

Совок осторожно принял «документ», осторожно оторвал тряпицу, на которой что-то было написано, и даже стояла печать, вчитался. Кивнул и сказал глухим басом: