Мгер Оганесян - Сокровение. Книга 1. Сказания кровавой дани [litres с оптимизированными иллюстрациями]

Темноволосого сына арфаона воронка затягивает все глубже и глубже, пока корни матери Земли не находят его, задохнувшегося.

С зеленой листвы великого древа крупная капля росы попадает Валтерию прямо между губ. На несчастном лице павшего монсеньора нервно дернулась бровь. Внезапно его грудная клетка расширяется до предела. Сквозь невыносимую боль и ужас он издает крик, в котором отражаются страшные муки. Он кричит так громко, как не кричал никогда. Словно пораженный ударом молнии, не может остановиться. Сердце монсеньора свирепо забилось и бледное тело побагровело. Наконец, замолчав, он открывает округлившиеся, одичавшие глаза и оглядывается по сторонам. Молчаливой ночью в прекрасном цветущем саду летают светящиеся насекомые. А рядом затаила дыхание изможденная от долгих ожиданий и надежд возлюбленная. Ее нежные глаза наполнены счастьем и смыслом. Она чуть дернулась, чтобы обнять возлюбленного, но удержалась. Ведь в жизни они никогда не были вместе, а только в грезах. Валтерий, обуздав свою агрессию, покрылся мурашками. Его темные глаза засияли, а сердце затрепетало. Он пытается вырваться, чтобы сжать Валерию в объятиях, но теплая и вязкая смола не позволяет.

– Монсеньор…

– Валерия…

Они молча смотрят друг на друга несколько секунд, затем Валтерий, медленно выбирающийся из объятий древа, вновь заговорил:

– Что происходит? Что ты здесь делаешь?

– Вы не помните?

Эльф сдвинул брови и начал вспоминать последние события – бой с Кайосом.

– Кайос… он был не эльфом…

– Говорят, он вампир…

– Как долго я был без сознания?

– Без сознания? У вас сердце не билось сорок ночей…

– Сорок ночей? Это невозможно.

Валерия отвернулась, чтобы скрыть слезинку. Валтерий об этом догадался, с трудом коснулся ее ладони своей ослабевшей рукой и потянул к себе. Валерия, поддавшись его призыву, коснулась плечом его груди, и он сумел обнять ее.

– Я мечтал обнять тебя с тех пор, как только увидел.

Девушка крепко зажмурила глаза. По коже пробежала дрожь, сердце трепетало от переизбытка чувств. Отдаваясь им, она медленно провела пальцами по его лицу и шее и прижалась крепче. Застонав, обняла что есть силы, пытаясь в этом объятии передать, насколько ей его не хватало.

Ранним утром в мрачном лесу холод и хвойный аромат пробуждают спящего мальчика. Ракши открывает глаза в тот момент, когда синяя аура, обернутая полями энергии, охватывает их карету, и в мгновение ока вся окружающая среда перевоплощается. Принц неуверенно хлопает глазами, не понимая: то ли он проснулся, то ли все еще спит. Уставился на наставника, пытаясь разглядеть в его лице ответ. Но хладнокровный учитель не подал виду. Ракши потер глаза руками и начал выглядывать в окно, ведь, насыщенный елью воздух исчез. Тьма внезапно сменилась алым рассветом, а за окном золотистая листва кружит в медленном танце под пение ветра.

– Наставник, я не понимаю, что произошло?

– Мы прошли сквозь портал, сынок.

– Портал?

– А ты не задумывался, почему мы так быстро путешествуем? – улыбается Луиджи, а Ракши нахмурил свои изогнутые, черные брови.

– Наставник, расскажи про портал, – широко раскрыл глаза, предвкушая ответ.

Луиджи, несколько помедлив, всматривается в подопечного, затем решается:

– Наш Анапсемо расставил порталы по всему миру. Их видим только мы – джейи. Лишь в момент телепортации можно узреть красоту магических волн. Асэя сотворил эти окна, чтобы нам не нужно было затрачивать много манны, ведь чем дальше путь, тем больше траты.

– А манна долго восполняется?

– Долго, особенно у нас. Ведь наша магия очень сильна и требований к каждому заклятию больше.

У могучих стен столицы Арачнакана, между возвышающимися округлыми башнями распахнуты врата из хромированной стали. Ракши пересекает их, ликуя от встречи с родными местами. Ему не терпится поскорее увидеть родных.

Этой осенью, проезжая вдоль темных туфовых домов и тротуарных плит, на золотистые сады он смотрел по-особому. И хотя для принца это был маленький праздник, все же ощущение пустоты не покидало его. Детей, резвящихся, как прежде, было мало. Лица взрослых стали черствее, а стариков, играющих в нарды, вовсе не было.

– Прекрасная Эсперанса, – отметил аксакал.

– Да… – тоска ощущалась в голосе мальчика.

– Не печалься, когда-нибудь все изменится.

Ракши поднял грустные глаза, всматриваясь в наставника, затем Луиджи продолжил:

– Ты все изменишь!

Взгляд принца засверкал, словно молнии.

– По янтарным лиственным садам, по фруктам сочным… Я так скучал! По гранату… звездным вечерам… По лицам добрым, маминым глазам… Так долго ждал! И как отец сурово смотрит, затем помилует, обнимет… Теперь уж взрослый я, наставник. Я стал совсем другой – пути избранник… Моя судьба ждет апогея, но временами… сжимает сердце ностальгия.

– Я тронут, мой мальчик. Сегодня твоя семья очень удивится, когда увидит, насколько ты стал взрослым.

Проехав по каменным плитам мимо знаменитого амфитеатра, они оказались у великолепного дворца, с острыми багряными башнями.

На свой страх и риск команда де Лара пробирается по прекрасному дворцу. У них была возможность выбраться через акведуки, но Амадей не был способен преодолеть такое сложное препятствие.

Маскировка действительно помогала им спокойно передвигаться на виду у инерзитов. За то время, пока команда ковала карфазиан, Лами изучил замок вдоль и поперек. Они держали путь по тем местам, где в этот день не дежурили солдаты, которые могли бы их узнать.

Потолки необычайного дворца были недосягаемо высоки. Всюду множество колонн, садов, бассейнов. Изящные зеркала и красное золото на песчаном фоне стен. Чарующий аромат исходил от свечей, горящих как вечером, так и днем. Этот запах мог вскружить голову любому существу, тяжело было устоять и не впасть в эйфорию. Но инерзитам благовония придавали лишь бодрости. Каждую арку охраняли отряды в белых кожаных робах с песчаной инерзитской вышивкой. Лацканы в сплетениях соединялись у груди в изящной перевязи. В ножнах за спиной покоились волнистые клинки, а в рукавах – ножи. Из-за постоянной жары они все были в тюрбанах. Красные украшения носила лишь знать, а синие – высшие феодалы. Манрике был одет как благородный инерзит – в бархатную песчаную робу и багровые брюки, его украшения были соответствующими. Только его ножны были черно-зелеными, ведь в них был сокрыт карфазиан.

И вот у выхода из дворца их останавливает стража:

– Viule, en aximo ove fluo aiovel'.

Но никто, кроме Лами, не разобрал ни слова. Все застыли, кроме актера, которому пришлось прошептать в ухо графу перевод: «Господин, мне кажется ваше лицо знакомым». Амадей замешкался, его розовый грим сделался красным. Тут уверенный в себе Манрике шепнул актеру: «Кабальеро не желает говорить с недостойным», – и перевел надменный и холодный взгляд на инерзита, который сразу же опустил глаза, после недовольного выражения Лами: