Питер Бигл - Последняя из единорогов [litres]

Меня он разочаровал. Я постаралась не показать этого, но Молли поняла.

– Ты надеялась увидеть крепость, – мягко сказала она. – Темные каменные башни, знамена, пушки и рыцарей, и трубачей на зубчатых стенах. Извини. Все-таки это первый твой замок.

– Нет, замок красивый, – ответила я.

Он и был красивым – мирно стоял на холме, залитый солнечным светом и окруженный множеством полевых цветов. А вскоре я увидела рыночную площадь и с удобством приникшие к стенам домики вроде наших, – при случае жители их могли укрываться в замке, искать там защиты. И я добавила:

– Едва увидишь его и сразу становится ясно, что король человек хороший.

Молли посмотрела на меня, слегка склонив голову набок. И сказала:

– Он герой, Суз. Помни об этом, что бы ты ни увидела и ни подумала. Лир – герой.

– Да я знаю, – ответила я. – И уверена, он мне поможет. Правда.

Однако уверена я не была. Стоило мне увидеть приятный, мирный замок, как уверенность меня покинула.

Внутрь мы попали без хлопот. Шмендрик стукнул в ворота, и те просто открылись, и мы прошли через рынок, на котором люди продавали самые разные овощи, фрукты, котелки, сковородки, одежду и прочее, точь-в-точь как в нашей деревне. Они подзывали нас к своим тележкам, предлагали купить что-нибудь, а помешать нам войти в замок никто не пытался. У его больших дверей стояли двое мужчин, спросивших, как нас зовут и какое у нас дело к Королю Лиру. Как только Шмендрик назвался, они быстро отступили назад и пропустили нас, и я начала думать, что он, наверное, и впрямь великий волшебник, хоть и видела только, как он показывает фокусы, да слышала, как поет. Мужчины не предложили проводить его к королю, а сам он дороги не спросил.

Молли была права. Я ожидала, что замок будет холодным и темным, что в нем дамы станут коситься на нас, а большие мужчины лязгать латами. Однако в залы, по которым мы шли за Шмендриком, вливался через высокие окна солнечный свет, а люди, которых мы встречали, все больше кивали нам и улыбались. Мы миновали каменную лестницу, вившуюся, уходя вверх, – я не сомневалась, что король и должен жить где-то наверху, но Шмендрик на нее даже не взглянул. Он провел нас через огромный зал – очаг там был такой, что в нем сразу трех коров можно было зажарить! – мимо кухонь, судомойни, прачечной, в комнату под еще одной лестницей. Темную. Ее и найти-то было не просто. В дверь Шмендрик не постучал и ничего магического, чтобы открыть ее, не сказал, а просто остановился и стал ждать и мало-помалу дверь, задребезжав, отворилась, и мы вошли.

Король был там. Совершенно один, король был там.

Он сидел в простом деревянном кресле, не на троне. Комната была маленькая, такой же величины, как ткацкая моей матери, и может быть, поэтому король показался мне очень большим. Ростом он был со Шмендрика, но гораздо шире в плечах. Я ожидала увидеть длинную раскинувшуюся по всей груди бороду, однако у него была короткая, как у моего отца, только белая. Одет он был в красную с золотом мантию, на белой голове сидела настоящая золотая корона, не многим большая тех венков, какими мы украшаем в конце года наших лучших баранов-производителей. Лицо доброе – большой старый нос, большие, синие, как у маленького мальчика, глаза. Только очень усталые и вялые, не знаю, как ему удавалось держать их все время открытыми. Да иногда и не удавалось. Больше никого в комнатке не было, а король смотрел на нас троих так, точно знал, что мы ему знакомы, но не помнил – откуда. Он попытался улыбнуться.

Шмендрик сказал очень мягко:

– Величество, это Шмендрик и Молли, Молли Грю.

Король заморгал.

– Молли с котом, – прошептала она. – Ты же помнишь кота, Лир.

– Да, – сказал король. Ему потребовалось много времени, чтобы произнести одно это слово. – Кот, да, конечно.

И замолчал насовсем, и мы стояли перед ним, стояли, а король улыбался чему-то, чего я не видела.

Шмендрик повернулся к Молли.

– Вот так же и она забывала себя. – Голос его изменился, как менялся, когда он рассказывал о земле, какой та была прежде. – Но ты всегда напоминала ей, что она – единорог.

Вот тогда изменился и король. Глаза его вдруг прояснились, засветились от какого-то чувства, совершенно как у Молли, он впервые увидел нас по-настоящему. И тихо сказал: «О друзья мои!» – и встал, и подошел к нам, и обнял за плечи Молли и Шмендрика. Тут я поняла, что он был героем, что он остался героем, и подумала: может быть, все еще кончится хорошо. Может быть, все и вправду кончится хорошо.

– Но кто же эта принцесса? – спросил он, взглянув на меня.

Голос его был по-настоящему королевским, низким и сильным, но не пугающим, не злым. Я попыталась назвать мое имя, но даже звука произнести не смогла, потому что он встал передо мной на колено и взял меня за руку. И сказал:

– Мне нередко случалось помогать принцессам, попавшим в беду. Жду твоих приказаний.

– Я не принцесса, я Суз, – ответила я, – родом я из деревни, о которой вы никогда не слышали, и там грифон детей ест.

Все это я выпалила на одном дыхании, однако он не засмеялся и смотреть на меня по-другому не стал. Вместо этого он попросил назвать деревню, и я назвала, а он сказал:

– Она мне известна, мадам. Я бывал в ней. И теперь буду иметь удовольствие вернуться в нее.

За его плечами я видела, как Шмендрик и Молли смотрят друг на друга. Шмендрик хотел что-то сказать, но не успел, оба повернулись к двери, в которую вошла маленькая смуглая женщина, примерно одних с моей матерью лет, только одетая в тунику, клетчатые штаны и сапоги, как у Молли. И женщина эта сказала тонким, встревоженным голосом:

– Я так сожалею, что отсутствовала и не смогла встретить старых товарищей Его Величества. Вам нет нужды называть ваши прославленные имена, меня же зовут Лизен, я королевский секретарь, переводчица и протектор.

Она очень учтиво и осторожно взяла Короля Лира за руку, помогла ему встать и повела к креслу.

Чтобы прийти в себя, Шмендрику потребовалась минута. Затем он заявил:

– Вот уж не знал, что мой старый друг Лир нуждается в подобных услугах. Особенно в услугах протектора.

Лизен усаживала короля и оттого ответила Шмендрику, не взглянув на него:

– Давно ли вы видели его в последний раз? – Шмендрик промолчал. Лизен, в которой поубавилось нервности, тихо продолжала: – Рано или поздно время впивается своими когтями в каждого. И никто из нас не остается таким, каким был.

Король Лир послушно опустился в кресло и закрыл глаза.

Я видела, что Шмендрик рассержен и сердится все сильнее, но не показывает этого. Точно так же сердится мой отец, поэтому я и знала. Он сказал:

– Его Величество согласился вернуться с этой юной особой в ее деревню, дабы избавить тамошних жителей от мародерствующего грифона. Мы выезжаем завтра.