Тэд Уильямс - Корона из ведьминого дерева. Том 2 [litres]

Морган сделал шаг в сторону опушки леса, но он не мог представить, как сможет оставить старика умирать.

– Давай, бежим вместе.

– Я не успею, – сказал граф. – Я бегаю слишком медленно. А ты должен спастись.

– Но я принц!

– Огню все равно, – вскричал Эолейр, – как и копью тритингов. – В сумраке Морган плохо видел бледное лицо Эолейра. – Проклятье, беги, мальчик беги!

Объятый страхом и яростью перед необходимостью ужасного выбора, Морган наконец повернулся и побежал к лесу.

Оказавшись у линии деревьев и петляя между ясенями, он обернулся и посмотрел назад. Покрытую травой равнину почти совсем скрыли тени, но он сумел разглядеть, что всадники уже почти добрались до Эолейра. Старый граф терпеливо ждал, пока они его окружат, но Морган заметил, что несколько всадников отделилось от остальных, и они поскакали вверх по склону, в его сторону.

Несколько мгновений он размышлял о том, что должен их встретить и принять героическую, но бесполезную и никем не воспетую смерть. А потом вспомнил Лиллию, ее маленькое серьезное лицо, и не смог представить, как она перенесет эту новость. Она росла без отца, а теперь еще и ее брат погибнет. Он не мог так с ней поступить – во всяком случае, сознательно.

Морган повернулся и поспешил по склону, сквозь ясеневую рощу, налетая на кусты и спотыкаясь в густой траве, пока не оказался в темном лесу. Свет уже практически исчез, ему пришлось замедлить бег, и очень скоро он уже шел шагом. Однако Моргану рассказывали, что тритинги неплохо знают лес, поэтому он продолжал идти до тех пор, пока так сильно не расцарапал руки и ноги, что и подумать не мог о том, чтобы сделать еще один шаг.

Он стоял, пытаясь восстановить дыхание и не шуметь, и прислушивался к звукам погони, но слышал лишь громкий стук собственного сердца. Наконец он сообразил, что стоит под большим деревом, ствол которого в несколько раз шире него самого. Морган пощупал кору и понял, что это дуб.

«Если бы я сумел взобраться на него, то мог бы немного отдохнуть, – подумал он. – У тех, кто за мной гонится, нет собак – во всяком случае, я не слышал лая. Они меня не найдут, если я спрячусь среди ветвей».

Он подумал про Эолейра, что стало со стариком, который остался один на один с большим отрядом всадников, но воспоминания были слишком свежими и болезненными, поэтому он нащупал подходящую ветку и начал карабкаться на дерево.

Морган залез на высоту, дважды превышавшую его рост, когда добрался до первых ветвей расположенных рядом друг с другом, умудрился подняться еще немного, пока не нашел широкое пространство, где сходилось несколько крупных ветвей, и уселся, прижимаясь спиной к шероховатому стволу. Он снова прислушался, но до него не доносилось звуков погони, лишь невнятно кричал козодой и высоко над головой, в кронах деревьев, пел ветер.

Наконец, напуганный и измученный, он задремал, и ему приснилась туча черных бабочек, такая плотная, что она грозила его задушить. Когда он проснулся, сквозь ветви в далеком небе он сумел разглядеть лишь луну, достигшую трех четвертей, подобную маске летнего солнцестояния. «Интересно, сколько я спал, – подумал Морган, – и как оказался на дереве». Тут он все вспомнил, на него обрушилась ужасная правда, и на мгновение ему захотелось расплакаться, как ребенку, и чтобы кто-то его утешил. Но здесь не было никого, кто мог бы это сделать. Он остался один в темном лесу.

Что-то коснулось его затылка и лица – ветка или листья. А потом еще раз, и он понял, что это не листья и не сучки, а нечто совсем другое, что-то живое. Он замер, опасаясь, что к нему подобралось какое-то ядовитое существо – паук или змея, но когда сообразил, что это ни то, ни другое, его сердце не успокоилось, а забилось еще быстрее, подобно отчаянному стрекоту козодоя.

Рука исследовала его покрытую мурашками кожу – рука с тонкими щекочущими пальцами – такими длинными и холодными, что они могли принадлежать голодному ребенку.

– Где мой суп? Принесите мне суп!

Несмотря на то что голос был предельно тонким, а фургон сравнительно огромным – точнее, два фургона, соединенных вместе, – ей казалось, что слова старика всегда возникали рядом с ней. Хьяра произнесла молитву о терпении, обращенную к Травяному Громовержцу, ну и, на всякий случай, одному из мучеников обитателей каменных домов, Эйдону.

– Он еще не готов, – сказала она. – Суп еще не нагрелся.

– Мне все равно. Он уже достаточно теплый.

– Нет, нужно подождать. Ты сразу начнешь жаловаться, как только его получишь, так что жди.

– Мне бы следовало давным-давно вырвать твой язвительный язык.

Ей с трудом удалось заставить себя промолчать и не сказать что-то действительно неприятное. Она больше не опасалась старика, но побаивалась мужа, который мог ударить, а то и лягнуть ногой, и всегда принимал сторону отца. Ее старшая сестра заметила, что Хьяра сердится, и кивнула в сторону выхода из фургона.

– Выйди наружу. Налей им в чашки еще джерута. А я разберусь со старым дураком.

Благодарная Хьяра вытерла руки о грубый передник и вылезла из фургона.

Ее муж проверял загон, хотел убедиться, что все животные на месте, но остальные мужчины, его родственники и прихлебатели, закончили работу и собрались вокруг огня, дожидаясь возвращения тана. Кудбердж, кузен ее мужа, который сейчас был самым важным из всех, разглагольствовал о том, в чем – тут у Хьяры не оставалось сомнений – ничего не понимал. Ее муж иногда превращался в грубого зверя, и порой она мечтала, чтобы его прикончил бык или убили во время рейда на одно из эркинландских поселений, но он не отличался болтливостью, в отличие от своего кузена.

– А вот и ты! – крикнул Кудбердж, как только она вышла из фургона. – Принеси еще выпивки, женщина. Мои друзья испытывают жажду.

– Я послала за ней нашего сына, – ответила Хьяра. – Ты и твои друзья уже прикончили все, что было, а мой муж тоже захочет выпить, когда вернется.

На деревьях вокруг лагеря было полно воронов, Хьяра никогда не видела, чтобы их собиралось так много, и подумала, что они похожи на людей ее мужа, такие же шумные и бесполезные.

– Ну, тогда, – сказал другой мужчина, молодой идиот с усами, которые почти доставали ему до ключиц, – если у тебя нет джерута, поцелуй нас!

Кудбердж громко расхохотался:

– Надейся, что мой кузен тан не узнает, что ты это говорил его жене, или он порвет твои внутренности на стремена.

Хьяра не могла решить, что доставило бы ей больше радости в данный момент: не быть женой тана или посмотреть, как он делает стремена из внутренностей молодого придурка.

– Когда мальчик вернется с кувшином, – сказала она, – позаботьтесь о том, чтобы оставить моему мужу достаточно, иначе он вас всех на дерьмо изведет.