Джон Толкин - Властелин Колец [litres]

– Ты считаешься мудрецом, друг мой Червеуст, и, без сомнения, Король находит в тебе достойную опору, – негромко промолвил Гэндальф. – Но зло можно возвещать по-разному. Одни сеют зло сами, другие – истинные друзья – в дни мира и благополучия странствуют в далеких странах, а в черный день являются, чтобы протянуть руку помощи.

– Это так, – отозвался Червеуст. – Но бывают и такие друзья, что приходят рыться в объедках и вечно суют нос в чужие дела. Такие друзья ничем не лучше стервятников, что кормятся мертвечиной. Разве мы видели от тебя помощь, Ворон-Зловозвестник? Разве не ты накликал на нас бурю? С чем же ты явился на этот раз? В прошлое свое посещение ты сам нуждался в помощи, и Король разрешил тебе выбрать коня, чтобы ты убрался восвояси. К общему удивлению, ты дерзнул выбрать Скадуфакса. Этим ты причинил Королю немалое горе. Но, подумав, многие рассудили, что не жалко заплатить любую цену, только бы сбыть тебя с рук. И вот ты вновь принялся за свое! Бьюсь об заклад, сейчас повторится то же самое: ты опять будешь клянчить помощи, но от тебя мы ее вряд ли дождемся. Что-то я не вижу твоего войска! Сколько у тебя коней, мечей, копий? Войско – вот что я называю помощью! От такой подмоги мы не отказались бы. Но что за сброд ты приволок во дворец? Трое обносившихся бродяг в серых плащах – и все! Впрочем, сам ты смахиваешь на нищего еще больше, чем они…

– Вижу, учтивости при твоем дворе за последнее время не прибавилось, о Теоден, сын Тенгела, – молвил Гэндальф. – Разве стражник не представил тебе моих друзей? Владыкам Рохирримов не часто выпадает честь принимать у себя столь высоких гостей. Оружие, оставленное нами за порогом твоего дома, достойно самых благородных и могущественных владык всех эпох и всех народов. Мои друзья облачены в серое – но таков цвет одежд, в которые одели их эльфы, дабы они невредимыми прошли через серую мглу опасностей, что подстерегали их на пути к твоему дому.

– Значит, Эомер не лгал и вы действительно в сговоре с Колдуньей из Золотого Леса? – приподнялся Червеуст. – Вот оно что! Ничего удивительного! В Двимордене 371всегда плелись сети обмана!

Гимли шагнул вперед, но рука Гэндальфа сжала ему плечо, и он остановился.

тихо пропел Гэндальф – и вдруг преобразился. Отбросив ветхий плащ, он выпрямился, перестал опираться на посох и отчеканил – холодно и ясно: – Мудрый избегает говорить о том, чего не знает, Грима, сын Галмода! Ты превратился в скудоумного червя, в змею, что шипит по делу и без дела! Замолкни же и спрячь свой раздвоенный язык! Не затем я прошел через огонь и смерть, чтобы оправдываться перед лживым слугою 372, пока не грянет гром!

Он поднял посох. Послышался раскат грома. Солнце в боковых окнах померкло, зала погрузилась в кромешную тьму. Огонь в очаге начал быстро гаснуть, наконец от него остались только мрачные угли. Все ушло в темноту, кроме фигуры Гэндальфа, высокой и белой. За ней багровел подернувшийся пеплом очаг.

В темноте послышался шипящий голос Червеуста:

– Разве я не говорил тебе, о повелитель, что у него нужно отобрать посох? Этот баран, Гама, предал тебя!

Сверкнула вспышка; всем показалось, что крышу расколола молния. Все смолкло. Червеуст лежал на полу лицом вниз.

– Так как, Теоден, сын Тенгела? Будешь ли ты говорить со мной? – спросил Гэндальф. – Попросишь ли моей помощи? – Он поднял посох и указал им на отверстие в крыше. Тьма начинала рассеиваться, и высоко вверху показался сияющий лоскут неба. – Тень еще не всесильна. Мужайся, Владыка Рохирримов! Открой свой слух! Внемли моей речи! Лучшей помощи тебе не предложит никто. Отчаявшемуся мои советы не нужны. Но мне есть что посоветовать тебе! Готов ли ты слушать? Однако я должен говорить с тобой наедине. Выйди за порог и посмотри вокруг! Слишком долго ты оставался во мгле, внимая лживым речам, которыми тебя пытались совратить с прямого пути!

Теоден медленно поднялся. В зале постепенно светлело. Молодая женщина поспешила к Королю, взяла его под локоть, и старец, опираясь на ее руку, неверным шагом сошел со ступеней; хромая, побрел он к выходу. Червеуст лежал без движения. Подойдя к дверям, Гэндальф громко постучал.

– Отворите! – крикнул он. – Идет Повелитель Рохирримов!

Двери распахнулись, и в залу со свистом влетел холодный ветер.

– Вели стражникам сойти вниз, – обратился к Теодену Гэндальф. – Оставь нас ненадолго и ты, о госпожа. Я позабочусь о Короле.

– Иди, Эовейн 373, дочь сестры моей! – кивнул ей Король. – Время страхов миновало.

Молодая женщина медленно направилась во дворец. Ступив за порог, она обернулась. Взгляд ее был строг, задумчив и полон жалости к Теодену, но жалости отстраненной, словно чуждающейся. Хрупкой казалась эта дочь королей, стройная и высокая, в белом платье, схваченном серебряным поясом, – и в то же время сильной и твердой духом, тверже стали, как и подобает наследнице древнего державного рода воинов. Так Арагорн впервые увидел королевну Рохана Эовейн в свете дня, и показалось ему, что она прекрасна – прекрасна и холодна, как раннее весеннее утро, еще не успевшее расцвести зрелой красотой полдня. Увидела и она Арагорна – статного, умудренного тяготами многих суровых зим наследника великих королей. Простой серый плащ не скрыл от нее ни власти, которой облечен был странный гость, ни силы, которой он обладал. На мгновение Эовейн замерла – но тут же отвернулась и скрылась во дворце.

– А теперь, Повелитель, – сказал Гэндальф, – посмотри вокруг, посмотри на свою страну! Вдохни свежего воздуха!

С высокой вершины холма взору открывались зеленые роханские степи, начинавшиеся сразу за рекой и уходившие в серую даль. Ветер подгонял косые занавеси далеких дождей. На западе еще клубились грозовые тучи, прорезанные молниями, но ветер уже сменился на северный, и буря, пришедшая с востока, постепенно уходила на юг, к Морю. Внезапно в землю, проткнув облака, вонзился солнечный луч. Нити дождя засверкали серебром, а река вдали заблистала, как хрустальная лента.

– Здесь гораздо светлее, – молвил Теоден.

– Ты прав, – сказал Гэндальф. – И годы еще не так отяготили твои плечи, как внушают тебе некоторые доброхоты. Брось же эту палку!

Черная трость со стуком выпала из рук Короля и покатилась по камням. Теоден медленно выпрямил спину, задеревенелую, словно от тяжкой ноши, перевел взгляд на небо – и глаза его засинели.