Джон Толкин - Властелин Колец [litres]

Червеуст медленно поднялся с колен и еще раз оглядел всех по очереди, полуприкрыв глаза. Наконец он посмотрел в лицо Теодену, приоткрыл рот, будто собираясь что-то сказать, – и вдруг все его тело страшно напряглось. Руки конвульсивно задергались, глаза засверкали, а в лице отразилась такая злоба, что все невольно отступили. Червеуст оскалился, со свистом втянул воздух – и неожиданно плюнул под ноги Королю, а сам метнулся в сторону и опрометью помчался вниз по ступеням.

– За ним! – велел Теоден. – Как бы он не причинил кому-нибудь вреда! Только смотрите не покалечьте его и не препятствуйте ему покинуть Эдорас! Если он захочет взять коня – дайте.

– Найдется ли конь, что согласится его нести? – усомнился Эомер.

Один из стражников бросился вслед изменнику, другой побежал к фонтану, бившему у подножия террасы, вернулся с шлемом, полным воды, и омыл оскверненные Червеустом камни.

– А теперь идемте, гости мои! – пригласил Теоден. – Подкрепимся, насколько позволит нам спешка!

Вслед за ним гости направились во дворец. Снизу уже доносились голоса герольдов и звуки боевых рогов: Король повелел выступать, как только соберутся и вооружатся все всадники из города и ближайших селений.

За королевский стол, кроме Теодена, сели Эомер и четверо гостей. Эовейн прислуживала Королю. Трапеза была недолгой. Теоден расспрашивал Гэндальфа о Сарумане; остальные хранили молчание.

– Когда он стал изменником, не знает никто, – говорил Гэндальф. – Саруман не всегда был черен душой. Я не сомневаюсь, что некогда он питал самую искреннюю дружбу к Рохану. Даже когда сердце его стало понемногу стынуть, он продолжал считать вас полезными соседями. И все же знай, о Король: не вчера замыслил он погубить тебя. Маска дружбы, правда, была сброшена не сразу. В те годы Червеуст жил припеваючи – он легко справлялся со своей задачей, и в Исенгарде мгновенно узнавали обо всем, что ты говорил и делал. Ибо границы тогда были открыты, и чужеземцы бродили по вашим краям, как и где им вздумается. А Червеуст все шептал и шептал, отравляя ядом своих речей все твои помыслы, остужая сердце, вливая немощь в твои члены… Твои близкие видели это, но сделать ничего не могли – он завладел тобой всецело. Помнишь, как предостерегал я тебя против Сарумана, когда явился к тебе, бежав из Орфанка? Предатель лишился маски, – во всяком случае, так оно было для тех, кто не пожелал закрыть на это глаза. С тех пор игра Червеуста стала куда опаснее. Он делал ставку на промедление, на бездействие, не позволял войску собраться воедино. Надо отдать ему должное: он умел усыпить тебя – или, смотря по обстоятельствам, подогреть твои страхи. Помнишь, как настаивал он на том, чтобы все непременно ехали к северным границам охотиться на диких гусей, в то время как с запада вам грозила серьезная опасность? Это он потребовал, чтобы ты запретил Эомеру преследовать орочий отряд. И если бы тот не ослушался Червеуста, говорившего твоими устами, драгоценная добыча этих орков была бы уже в Исенгарде. Не этой добычи взыскует Саруман и не на нее возлагает свои упования. Но орки похитили не кого-нибудь, а двух членов нашего Отряда, посвященных в тайну нашей надежды, о которой даже с тобой, о Король, я не могу пока говорить открыто. Страшно подумать, каким пыткам подверглись бы пленники и что мог бы выведать у них Саруман, на нашу общую погибель!

– Я должник Эомера, – признал Теоден. – За горячими и дерзкими речами нередко кроется преданное сердце.

– Добавь, о Король, что, если в глаз попадет соринка, иной раз и правда покажется кривдой, – заметил Гэндальф.

– Мои глаза были поражены слепотой, – молвил Теоден. – Но больше всего я обязан тебе, о гость мой. Ты снова явился вовремя. Я хочу по-королевски одарить тебя, прежде чем мы выступим в поход. Выбирай, что пожелаешь! Мои сокровища – твои сокровища. Одного только не проси у меня – моего меча.

– Вовремя ли я сюда явился, покажет будущее, – ответил Гэндальф. – А что касается подарка, Повелитель, то я выберу то, без чего мне теперь просто не обойтись, – быстроту и надежность. Отдай мне Скадуфакса! Я брал его в долг, если можно так выразиться. Но теперь я отправляюсь навстречу смертельной опасности и ставлю серебро против черного. Я не хочу рисковать тем, что принадлежит не мне. Кроме того, мы связаны со Скадуфаксом узами верной и крепкой дружбы.

– Добрый выбор, – кивнул Теоден. – На этот раз я с охотой уступаю тебе то, о чем ты просишь. Но знай – это неслыханно ценный дар! Другого такого коня в мире нет. В нем возродились могучие скакуны прошлого, но таких, как он, более уже не будет. А вас, мои дорогие гости, прошу выбрать из моей оружейни, что приглянется! Мечи у вас есть, но мы снабдим вас шлемами и кольчугами самой искусной работы – мои предки получили их в дар от гондорцев. Выбирайте, пока у нас есть время, и пусть роханские доспехи послужат вам верой и правдой!

Из королевской сокровищницы принесли груду доспехов, и слуги помогли Арагорну с Леголасом облачиться в сверкающие кольчуги. В придачу оба получили по шлему и круглому щиту, украшенному зелеными, красными и белыми камнями, с золотым умбоном. Гэндальф от кольчуги отказался, а Гимли она была ни к чему – даже если бы в Эдорасе и нашлось что-нибудь на его рост, напрасно искали бы люди в своих оружейнях латы прочнее короткого панциря, выкованного в подземельях Одинокой Горы далеко на севере. Гимли взял себе только подбитый кожей шлем с железными пластинами, который пришелся как раз по его круглой голове, и небольшой щит, на котором красовался белый на зеленом поле конь – герб Дома Эорла.

– Пусть охранит он тебя в битве! – сказал Теоден. – Этот щит сделан был для меня в дни короля Тенгела, когда я был еще отроком.

Гимли поклонился.

– Я горд оказанной мне честью, о Повелитель Марки, и постараюсь не посрамить твоего герба, – сказал он церемонно. – Воистину, лучше я буду носить коня на щите, нежели он меня – на спине! Я предпочитаю свои две ноги четырем лошадиным! Но, может, когда-нибудь я пригожусь и пешим?

– Не исключено, – сказал Теоден.

Он встал, и к нему приблизилась Эовейн с кубком вина.

– Фэрту Теоден хал! 379 – воскликнула она. – Пригубь от этого кубка, о Король! В добрый час! Удачи тебе в пути! Возвращайся невредимым!

Теоден пригубил вина, и Эовейн по очереди поднесла кубок остальным. Перед Арагорном она внезапно остановилась и подняла на него сияющие очи. Арагорн взглянул в ее прекрасное лицо и ответил улыбкой, но, принимая кубок, случайно коснулся ее руки – и почувствовал, как дрогнули пальцы дочери Эомунда.

– Радуйся, Арагорн, сын Араторна! – молвила Эовейн.

– Радуйся и ты, королевна Рохана! – ответил Арагорн, но лицо его потемнело, и улыбка погасла.