Джон Толкин - Властелин Колец [litres]

– Звучит неплохо, – с ехидцей сказал Саруман. – Узнаю Гэндальфа Серого! Как всегда учтив, как всегда снисходителен! Конечно, Орфанк – удобное, тепленькое местечко, только бы удалось спровадить оттуда Сарумана! Но зачем бы это мне ни с того ни с сего уходить из собственного дома? И что значит – «волен»? Я полагаю, ты поставишь мне определенные условия?

– По-моему, вид из твоих окон не очень-то располагает остаться, – ответил Гэндальф. – Но, если ты подумаешь хорошенько, найдутся и другие причины для ухода. Рабов у тебя больше нет – одни погибли, другие разбежались. Соседям ты отныне – заклятый враг. Ну а новому хозяину ты попытался натянуть нос – и не очень-то преуспел в этом. Учти: когда Глаз повернется в твою сторону, он будет багровым от ярости. Говоря «ты волен идти куда хочешь», я имею в виду – волен по-настоящему: без надзора, без оков, без обязательств. Ступай куда угодно, Саруман, хоть в Мордор, если пожелаешь! Но прежде ты отдашь мне ключ от Орфанка и посох волшебника. Я приму их как залог твоего исправления, а позже, если заслужишь, возвращу обратно.

Лицо Сарумана исказилось яростью и позеленело, глаза вспыхнули красным огнем. Он расхохотался, как безумец.

– Позже?! – крикнул он и, не удержавшись, перешел на визг: – Позже? Это когда же? Когда ты заполучишь ключи от Барад-дура, короны семи королей и посохи всех Пяти Волшебников 398? Когда купишь себе сапоги на десяток размеров больше, чем носишь теперь? Каков скромник! Вряд ли тебе в таком случае понадобится моя помощь! Нет! У меня есть дела поважнее. Не будь глупцом! Если хочешь заключить со мной договор – иди проспись, а потом будем разговаривать! Время еще есть. Только не тащи больше к моему порогу всю эту свору головорезов и прочей мелкой шушеры, что висит у тебя на хвосте и цепляется за твой плащ! До встречи!

Он повернулся и скрылся в темном проеме балконной двери.

– А ну-ка, вернись! – приказал Гэндальф.

К всеобщему удивлению, Саруман поворотился назад и медленно, как бы против воли, шагнул на балкон. Тяжело и неровно дыша, он оперся о железную решетку. Правая рука его цепко, как клешня, сжимала массивный черный посох.

– Тебя никто не отпускал, – сурово произнес Гэндальф. – Я еще не кончил переговоры! Как погляжу, ты крепко сдал, Саруман. Прежнего ума в тебе уже не видно. Глупец! И все же мне жаль тебя. Ты мог бы еще порвать с обуявшим тебя злом, расстаться с безумными планами и послужить добру. Но ты предпочел остаться в Башне и до скончания века глодать высосанные кости своих неудавшихся замыслов. Что ж!.. Но предупреждаю: теперь выйти тебе отсюда будет непросто – если только за тобой не протянется черная рука с востока!.. Слушай, Саруман! – Он повысил голос и вдруг заговорил необыкновенно жестко и властно: – Слушай и внемли! Я больше не Гэндальф Серый, которого ты когда-то предал. Перед тобой Гэндальф Белый, который прошел через смерть и возвратился. Отныне у тебя нет цвета. Я изгоняю тебя из Ордена и лишаю места на Совете Мудрых. – Он поднял руку и медленно, ясным, холодным голосом произнес: – Саруман, твой посох сломан!

Раздался треск; посох в руках Сарумана переломился надвое. Набалдашник упал под ноги Гэндальфу.

– Ступай! – повелел Гэндальф.

Саруман вскрикнул, отшатнулся, упал – и пополз прочь, в темноту.

В это же мгновение о железную решетку балкона, на которую только что опирался Саруман, ударился тяжелый блестящий предмет, брошенный откуда-то сверху. Отскочив от решетки, он пролетел совсем близко от головы Гэндальфа и врезался в ступеньку. Балконная решетка от удара загудела и прогнулась; ступенька, пустив сноп искр, пошла трещинами. Сам предмет остался невредим и покатился вниз. С виду это был стеклянный шар с налитой огнем сердцевиной. Пиппин бросился за ним и успел поймать на самом краю одной из луж.

– Подлец! Убийца! – закричал Эомер.

Гэндальф не пошевелился.

– Саруман здесь ни при чем, – сказал он. – Я думаю, он ничего не бросал и не отдавал такого приказа. Шар упал из верхнего окна. Видимо, это прощальный подарок Червеуста – вот только целиться он не умеет.

– Он не смог решить, кого ненавидит больше – тебя или Сарумана, – предположил Арагорн. – Вот рука у него и дрогнула.

– Может быть, – согласился Гэндальф. – Эти двое вряд ли будут друг для друга большим подспорьем и утешением в несчастье. Боюсь, кончится тем, что они просто загрызут друг друга. Наказание, однако, справедливое. Если Червеуст выйдет из Орфанка живым – пусть считает, что ему повезло: он не заслуживает и этого… Постой, дружок! Дай-ка мне эту штуку! Кто тебя просил ее трогать? – вдруг воскликнул он, резко обернувшись и увидев Пиппина. Тот медленно поднимался по ступенькам; казалось, в руках у него что-то очень тяжелое.

Гэндальф быстро сбежал к нему, выхватил из рук хоббита темный шар и поспешно завернул в полу своего плаща.

– Об этой вещице я позабочусь сам, – сказал он. – По-моему, Саруман предпочел бы бросить в меня чем-нибудь другим!

– Кстати, у него вполне могло заваляться еще что-нибудь не менее увесистое, – заметил Гимли. – Если ваш разговор окончен, давайте отойдем хоть на бросок камня! Не надо стоять под ударом…

– Разговор с Саруманом окончен, – кивнул Гэндальф. – Идем!

Они повернулись спиной к дверям Орфанка и спустились вниз по ступеням. Всадники встретили Короля ликующими возгласами и салютовали Гэндальфу. Чары Сарумана потеряли силу: все видели, как чародей по слову Гэндальфа вернулся на балкон и с позором уполз обратно.

– Ну что ж, с этим покончено, – сказал Гэндальф. – Теперь хорошо бы разыскать Древоборода и рассказать о нашей беседе с хозяином Орфанка.

– Можно подумать, Древобород не догадывается, чем все это обернулось, – пожал плечами Мерри. – Разве ты ожидал чего-то другого?

– Пожалуй, не ожидал, – согласился волшебник. – Хотя было мгновение, когда Саруман дрогнул… Я обязательно должен был попытаться. Причины тому разные: и долг милосердия, и кое-что еще. Во-первых, Саруману ясно было показано, что его голос утратил прежнюю власть над душами. Нельзя быть и тираном и советчиком одновременно. Когда замысел созрел, его уже не скроешь. Саруман угодил в западню: он попытался изловить свои жертвы по отдельности на глазах у них самих! А потом ему был дан выбор, и выбор честный – я предложил Саруману порвать с Мордором, отречься от прежних замыслов и взяться за исправление содеянного. В чем у нас нужда, он знает лучше, чем кто-либо, и мог бы сослужить нам хорошую службу. Но он выбрал иное. Он не желает никому помогать, он хочет оставить Орфанк себе. Он не привык служить, он привык повелевать. Над ним уже нависла страшная тень Мордора – а он все лелеет надежду оседлать бурю. Несчастный глупец! Ведь если силы Мордора хлынут на Исенгард, он будет проглочен в одно мгновение. Это мы не можем подступиться к Орфанку, а Саурон? Кто знает, что для него возможно, а что нет?..