Джон Толкин - Властелин Колец [litres]

– Но со времен той битвы прошли века, – не поверил Сэм. – От мертвых остались бы одни кости. Не может того быть, чтобы мы видели их лица! Что же это такое? Наваждение Черной Страны?

– Кто знает? Смеагол не знает, – пожал плечами Голлум. – Их не достать, не потрогать, нет. Мы однажды попробовали, мое Сокровище, да, я когда-то попробовал. Но до них не дотянуться. Это, наверное, одна только видимость, больше ничего. Для глаз, не для рук. Их не потрогать. Нет, мое Сокровище! Они мертвые, мертвые.

Сэм посмотрел на Голлума мрачно и с отвращением. Ему сдавалось, он догадывается, зачем Голлум пытался «потрогать» мертвецов.

– Я не хочу их больше видеть, – пробормотал он. – Как бы нам отсюда убраться, да поскорее?

– Да-да, пора уходить, пора! – закивал Голлум. – Но спешить нельзя. Надо идти медленно, иначе хоббиты попадут прямехонько к Упокойникам и зажгут свои собственные маленькие свечечки. Следуйте за Смеаголом! Не оглядывайтесь на огни!

Голлум пополз вправо, отыскивая тропу в обход озера. Хоббиты последовали за ним, пригнувшись чуть ли не до земли и помогая себе руками точь-в-точь как и сам Голлум. «Еще немного, – подумал Сэм, – и мы с Фродо превратимся в расчудесненьких маленьких голлумов – да, мое Сокровище!» Так они добрели́ наконец до края черной воды и не без труда перебрались через топкое место – где ползком, где перепрыгивая с одной предательски уходящей из-под ног кочки на другую. Не раз они оступались, не раз летели руками вперед в жижу, вонючую, как выгребная яма; вскоре все трое по шею вымазались в скользком, отвратительном иле и пахли так, что впору нос зажимать.

Поздней ночью, ближе к рассвету, они наконец ощутили под ногами более твердую почву. Голлум шипел и непрестанно бормотал себе под нос, но выглядел довольным. По каким-то таинственным, ему одному известным знакам, то ли на ощупь, то ли по запаху, то ли благодаря сверхъестественной памяти он, похоже, распознал безопасное место и снова был уверен в себе.

– Теперь вперед! – скомандовал он. – Славные хоббиты! Храбрые! Они, вестимо, притомились, но делать нечего. Мы тоже притомились – да, мое Сокровище! Но надо увести хозяина от злых, плохих огней, да, да! Надо его увести!

С этими словами он чуть ли не рысцой припустил вперед по длинной полосе земли, похожей на тропу и разделявшей надвое камышовые заросли. Хоббиты, как могли, поспевали следом. Но Голлум вдруг опять остановился и, встревоженно шипя, принюхался, – похоже, ему опять что-то не нравилось.

– Что случилось? – заворчал Сэм, неверно истолковав беспокойство Голлума. – Что ты там нюхаешь? Я от этой вони, даже зажав нос, просто с ног валюсь. От тебя, например, разит, как из выгребной ямы! И от хозяина тоже. Тут от любой травинки разит!

– О да, о да! И Сэм пахнет ничуть не лучше, да-да! Несчастный Смеагол чует этот запах, но Смеагол хороший, он терпит! Он хочет помочь доброму хозяину. Не в этом дело! Что-то в воздухе не то. Что-то меняется. Смеагол думает: странно! Смеагол этому не рад.

Он снова двинулся вперед, хотя волновался все больше; через каждые два шага он вставал во весь рост, вытягивал шею и вертел головой. Поначалу хоббитам было невдомек, что могло так насторожить Голлума. Но вдруг все трое вздрогнули и замерли как вкопанные. Фродо и Сэму показалось, что до их слуха донесся протяжный рыдающий вопль – тонкий, высокий и беспощадный. Хоббитов пробрала дрожь. В этот же момент в воздухе наконец почувствовалось какое-то движение. Стало очень холодно. Они замерли, насторожившись. Вдали нарастал непонятный шум, как от приближающегося шквала. Болотные огоньки замерцали, заколебались, побледнели – и сгинули.

Голлум будто прирос к месту. Мелко трясясь и что-то бормоча себе под нос, он стоял неподвижно, пока наконец шквал не обрушился на них, бешено засвистав и завыв над болотами. Мрак ночи перестал быть непроницаемым, и во мгле начали угадываться бесформенные клубы тумана. Ветер погнал их на северо-запад над головами хоббитов, по дороге разрывая в клочья и развеивая без следа. Вместе с тучами неслись по небу черные разрывы и зияния; на юге, выкатившись из облачных лохмотьев, сверкнула луна.

У Сэма и Фродо при виде луны на мгновение отлегло от сердца; Голлум, наоборот, пригнулся к самой земле, на все лады кляня ненавистное ему Белое Лицо. И вдруг хоббиты, глазея на небо и с жадностью вдыхая свежий воздух, увидели то, чего боялся Голлум, – маленькое облачко, несомое ветром от проклятых гор; черный лоскут, оторвавшийся от Мордорской тьмы; гигантскую, наводящую ужас крылатую тень. Она мелькнула на белом полукруге луны и, огласив болота мертвящим, пронзительным стоном, с неестественной, колдовской скоростью понеслась к западу, в бешеном полете обгоняя ураган.

Хоббиты упали ничком и беспомощно прижались к холодной земле. Чудовищная тень уже возвращалась. Теперь она пролетела ниже, прямо у них над головой, разметав зловонные туманы взмахами страшных крыл, – и унеслась обратно в Мордор, гонимая гневом Саурона. Ветер с шумом и ревом устремился за нею, и через минуту над обнажившимися Мертвыми Болотами воцарилась тишина. Сколько хватало взгляда, голую пустошь заливал неверный лунный свет; вдали неподвижной угрозой высились Горы Мрака.

Сэм и Фродо встали, растерянно протирая глаза. Они чувствовали себя, как дети, которые проснулись от страшного сна и с удивлением обнаружили, что вокруг по-прежнему мирная, безмятежная ночь. Голлум лежал неподвижно, словно оглушенный. Хоббиты, хотя и с трудом, подняли его, но он никак не хотел глядеть наверх и снова упал на колени, прикрывая затылок большими плоскими ладонями.

– Призраки! – стенал он. – Крылатые призраки! Это слуги Сокровища. Они все видят, все, все видят! Никто не спрячется от них. Будь проклято это Белое Лицо! Они расскажут Ему. Он видит. Он знает. Голлм, голлм, голлм!

Лишь когда луна стала клониться за дальний Тол Брандир, Голлум согласился наконец встать и двинуться дальше.

С этого времени Сэму стало казаться, что в Голлуме снова произошла перемена. Он еще больше ластился к хоббитам, выказывая им обоим всецелую преданность, но Сэма смущали странные взгляды, которые тот украдкой бросал на них – особенно на Фродо. И еще: Голлум все чаще и чаще возвращался к прежней манере пришепетывать. Впрочем, Сэма беспокоило не только это. Главная беда была в том, что Фродо выглядел безмерно усталым, усталым до изнеможения. Сам он об этом не заговаривал; впрочем, он вообще в последнее время почти ничего не говорил и ни на что не жаловался – просто брел согнувшись, словно ноша давила на него тяжелее и тяжелее. Он все больше замедлял шаг, и Сэму часто приходилось упрашивать Голлума обождать и не оставлять Фродо слишком далеко позади.