Джон Толкин - Властелин Колец [litres]

В письме к Л. Форстеру (31 декабря 1960 г., П, с. 303) Толкин писал: «Мертвые Болота и земли возле Мораннона многим обязаны пейзажам северной Франции после битвы при Сомме».

415Синд. «заграда мрака».

416Синд. «горы тепла».

417 Литлад – синд. «пепел + равнина». Горгорот – предположительно синд. «демон + народ». Нурнен – синд. «? + вода».

418Синд. «башня + темный».

419В четвертой части не раз встречается упоминание об этих «других», однако подробнее о них нигде не говорится. Можно догадываться, что у Мордора есть какой-то «невидимый» план, на котором существуют не только сами Черные Всадники, но и еще какие-то существа, присутствие которых Голлум чувствует, находясь, по сути, уже одной ногой в царстве призраков, – отсюда, видимо, и его обостренное чутье, и страх, непонятный хоббитам.

420См. прим. 449.

421Одно из мест трилогии, где особенно силен соблазн усмотреть аллегорию. Многие и пытались это сделать, видя в Мордоре то гитлеровскую Германию, то сталинскую Россию, то все вместе, а в сговоре Сарумана и Саурона – чуть ли не тайный пакт Молотова – Риббентропа. Однако Толкин возражал против таких толкований. «Мой ум не работает аллегориями», – утверждал он в письме к Н. Митчисон от 25 апреля 1954 г. (П, с. 174). С другой стороны, «невозможно написать историю, свободную от аллегории, так как каждый из нас – своего рода аллегория…» Шиппи (с. 127) разъясняет позицию Толкина следующим образом: «Неаллегоричность не означает запрета на поиск параллелей событиям ВК во внешнем мире».

Аллегория – это всегда жесткое закрепление за образом какого-то одного смысла, а ВК глубоко символичен, и символы, в нем заключенные, многозначны. Они легко приложимы к действительности: против этого Толкин не возражал. Но сказать, что красные флаги южан означают флаги, скажем, Красной Армии и больше ничего, – значит не понять чего-то очень существенного, хотя усмотреть в цвете этих флагов намек ничто читателю не запрещает. А вот в трактовке этого намека он остается волен. Скорее всего, в числе прочего он содержит указание на то, что действительность двадцатого века каким-то таинственным образом и впрямь вторгается в действие, присутствует в нем (или наоборот).

В письме к С. Анвину от 31 июля 1947 г. (П, с. 120) Толкин пишет: «Конечно, аллегория и простое повествование (story) имеют между собой много общего и где-то там, в царстве истины, встречаются друг с другом; поэтому единственной по-настоящему последовательной аллегорией является реальная жизнь. А единственные по-настоящему понятные рассказы – это аллегории… Разница между ними в том, что они подходят к делу с разных концов. Вы можете, если вам угодно, видеть в образе, скажем, Кольца аллегорию нашего времени – например, аллегорию судьбы, ожидающей всех, кто пытается победить зло с помощью силы. Но вы можете сделать это только потому, что магические, механические силы всегда действуют одинаково…»

422В оригинале Oliphaunt. (Древнеангл. «слон». Современное англ. слово elephant звучит почти так же. Олифаном назывался знаменитый рог Роланда в старофранцузской «Песни о Роланде».)

423В письме к сыну Кристоферу от 30 апреля 1944 г. Толкин приводит это стихотворение целиком и замечает: «Надеюсь, мне удалось сделать его похожим на настоящие детские стишки» (П, с. 77). Стихотворение про олифана, прочитанное у самых Врат Мордора, производит комический эффект. «Мне кажется, что в реальной жизни, как и в ВК, комическое возникает именно там, где есть необходимость противостоять тьме мира», – писал Толкин С. Анвину (31 июля 1947 г., П, с. 120).

424В письме к сыну Кристоферу от 30 апреля 1944 г. Толкин пишет: «Пока что [герои] находятся в Итилиэне… В целом Сэм ведет себя неплохо и оправдывает свою репутацию. С Голлумом он обращается примерно как Ариэль с Калибаном» (П, с. 77). См. также письмо к сыну Кристоферу от 11 мая 1944 г. (П, с. 79): «Я закончил четвертую главу («Фарамир»), которая получила полное одобрение К.С.Л. и Ч.У.

(К. С. Льюиса и Ч. Уильямса – см. прим. 411. – М.К. и В.К. ).

425Любой англичанин, читая это описание, сразу же вспомнит старые римские дороги, которых и в наши дни в Англии сохранилось немало. Только в окрестностях Оксфорда их две. Для Толкина это символ, исполненный особой значимости. Римской дороге посвящено стихотворение друга его молодости Г. Б. Смита, члена «тайного общества» «T.C.B.S.» (по начальным буквам фамилий входивших в него одноклассников Толкина). Г. Б. Смит, погибший в Первую мировую войну, завещал Толкину досказать за него то, что он надеялся поведать миру. Перепевы «Римской дороги» Г. Б. Смита встречаются в прощальной песне Галадриэли (см. гл. 8 ч. 2 кн. 1).

426Синд. «страна луны».

427Шиппи (с. 54) пишет об этом блюде: «Не может быть ничего более английского и ничего менее древнеанглийского». Вся сцена полна анахронизмов (с точки зрения раннего средневековья). В старой Англии не было ни кроликов, ни картошки, ни табака. Поэтому в оригинале Толкин заставляет Сэма говорить не potatoes («картошка»), a taters («клубни»), хотя и не вполне последователен в этом (один раз Сэм все-таки слово potatoes произносит).

428Общий язык гондорцев несколько архаизирован, так как, в отличие от менее цивилизованных стран (например, Заселья), где язык развивался свободно, в Гондоре существовала литературная норма, которой следовали в течение многих веков.

429Кв. «? + драгоценный камень». Имена братьев Фарамира и Боромира, согласно традиции древних скандинавов и древних англичан, похожи между собой. В письме к сыну от 6 мая 1944 г. Толкин пишет: «…на сцене появляется новый герой (я уверен, что не взял его из головы, – он просто вышел ко мне навстречу из итилиэнских лесов и остался в книге): это Фарамир, брат Боромира. Он занимается тем, что помогает мне отсрочить «катастрофу», рассказывая массу интересного из истории Гондора и Рохана (разбавляя рассказы весьма разумными размышлениями на тему о славе временной и славе истинной)» (П, с. 78). Шиппи (с. 98) пишет, что слово «учтивость» – одно из первых слов, что хоббиты слышат от Фарамира, – Эомер употребить не мог бы. Это слово (по-английски courtesy), по свидетельству Шиппи, принадлежит к позднесредневековой европейской городской культуре. В устах Эомера слова «в них есть что-то от эльфов» звучали бы осуждением, но когда позже Фарамир произносит примерно такие же слова в отношении Фродо, – это похвала: Фарамир – представитель другой культуры, более древней и развитой, не забывшей еще эпохи дружбы эльфов и людей. Тем не менее, подчеркивает Шиппи, Фарамир не кичится этим, не демонстрирует своего превосходства, как Боромир и отчасти роханцы. Фарамир лишен надменности; и что крайне существенно для его характеристики в тексте – он умеет улыбаться, что является признаком душевной тонкости и высокой культуры.