Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть пятая [litres]

– Вас прислал фок Гетц?

– Нет, но я не одинок.

– Любопытно. Красное будете?

– Мы не привыкли к вину. Можжевеловую.

– Можжевеловую, – потребовал на талиг Руперт, – лучшее красное и что-нибудь попристойнее закусить.

Даже если переговоры затеял фок Гетц, капитан не признается, однако шляющиеся туда-сюда китовники не радуют. Вроде ведь все дыры позатыкали, и на тебе! То кто-то штабной удирает к китовникам, и его даже не ищут, то посреди Доннервальда всплывает аж целый офицер для особых поручений при особе горной сволочи.

– И все же, чем обязан вашему визиту? – Смешно, но на талиг с белоглазыми говорить легче. Может, потому, что они начинают казаться чужими? – Все, что я мог вам сказать, я сказал при нашей прошлой встрече.

– Я помню, но с тех пор многое изменилось.

– У вас – несомненно. Вы проиграли, причем во все игры.

– Мы, именно мы, еще не начинали играть. – Кажется, Бессер решил, что Фельсенбург перешел на другой язык из осторожности. – Вас бы мы позвали, лишь начав побеждать, но стало известно, что вы не дали старой скотине Бруно сорвать злость на Вирстене. Значит, вы передумали! Иначе и быть не могло: вы, с вашими мозгами и вашей рукой, не можете быть заодно с фрошерской подстилкой.

– Я не передумал и не передумаю. Фельсенбург не может быть с эйнрехтскими шаркунами, кем бы они себя ни назвали. – Горник выжидающе таращился, он явно ждал продолжения, и Руппи, хорошенько оскалившись, бросил простенькое: – Я сам по себе.

– Вот! – возликовал капитан Бессер и заткнулся, так как трактирщик принялся расставлять стопки и стаканы. Руппи посмотрел свой на свет: тяжеловатый, явно не алатский хрусталь был отмыт на совесть, но это было не важно. Главное, сдерживаться становилось все легче: чтобы не запустить хрустальным уродом в рожу собеседника, требовалась уже не вся воля, а где-то с четвертинку. Повода для гордости, впрочем, это не давало – Вирстен скрывал свою бесноватость неделями, если не месяцами, и никто ничего не заподозрил, а это вам не полчаса в обществе китовника!

– Старое кэналлийское, – со тщанием провозгласил на дриксен хозяин, водружая на стол запыленную бутыль. Замечательно, вряд ли кто-то несколько лет назад додумался отравить наверняка посредственное вино.

– Любезный, почему ваш трактир так называется?

– Так решил дед моей покойной супруги, – фрошер позволил себе улыбнуться. – Я только вывеску, как господин фельдмаршал в город вошли, перевел. Если что доход приносит, лучше не переназывать. Ваша светлость еще что-нибудь желает?

– Позже. – А в самом деле любопытно, куда уползло пять предыдущих улиток, и стал бы тот же Карл, вломись в Метхенберг Альмейда, переводить вывеску на талиг и брать сахарок из рук, ну, допустим, Валме?

– Я бы хотел, – истинный варит Гантрам Бессер поднял талигойскую стопку с гаунасской можжевеловой, – выпить за вас лично.

– Благодарю, – кэналлийское Руперт откупорил сам, благо опыт у него, по милости Вальдеса, имелся немалый. – До горячего у нас минут двадцать. Зачем вы меня искали?

Капитан спокойно, даже неторопливо прикончил свою можжевеловую, но больше времени не терял: ему не просто было что сказать, его распирало! Китовник, все сильней заводясь, вещал, Руппи слушал и запоминал.

Расчет Алвы на разрыв горников с эйнрехтцами более чем оправдался. Остатки мозгов не дали Ило с Гетцем вцепиться друг другу в глотки, но о единстве по крайней мере этих варитов можно было забыть.

Склока возникла сразу же после боя. Фок Гетц – и Бессер с парой дюжин молодых и наверняка бесноватых болванов его в этом полностью поддерживали – наотрез отказался делиться с эйнрехтцами сохраненными обозами, обвинив фок Ило в зряшной гибели своего братца и проигрыше. Фок Ило в долгу не остался и перевалил разгром на горников, поставив в вину Гетцу срыв захвата Доннервальда и появление у Хербстхен разъяренных фрошеров, которые, не зацепи их тупые горники, сидели бы в своей Аконе. Гетц в ответ припомнил резню в часовне, затеянную, вне всякого сомнения, эйнрехтцами, и их полную бездарность. Профукать приезд и отъезд канцлера Фельсенбурга надо было суметь, и фок Ило сумел! Означенный фок Ило не нашел ничего лучшего, чем свалить всё на Вирстена, который не мог не знать о приезде Фельсенбурга, а значит, был в сговоре с Бруно. Подлый Вирстен обманул глупого Гетца, которому поверил умный фок Ило, не предполагавший в генерале кесарии подобной тупости. Из-за этого эйнрехтцы, рассчитывая на пленение Бруно и, между прочим, наследника Фельсенбургов, промешкали с наступлением, и момент был упущен. Гетц нашел что возразить и возразил, заодно наотрез отказавшись выполнять приказы столичной фифы, у которой без теплого нужника смерзлась задница, а башка и вовсе никогда не работала. Фифа попыталась угрожать и была послана сразу к Марге, фрошерам и к Змею, а горники возле Левенталя свернули к родимым горам, для пущей убедительности развалив мост.

– Глупо, – очень спокойный Фельсенбург очень спокойно отхлебнул вина. – Мост вам же отстраивать и придется, а добраться до Гетца можно хоть через Хербстенбруннен, хоть через Доннервальд. Правда, здесь Бруно.

– Главное, здесь вы , – собеседник поставил стопку и вновь воззрился на Руппи, явно собираясь перейти к главному. Зепп, когда что-то доказывал, так же отодвигал выпивку и клал обе ладони на стол. Худшего начала придумать не вышло бы и нарочно.

– Да, – подтвердил Фельсенбург, не прекращая потягивать вино, – в Доннервальде я, мой слуга и моя кошка. Что дальше?

– Я скажу, однако сперва еще раз повторю ваши слова. Вы объявили, что Фельсенбурги никогда не станут служить Марге, и отказались уйти вместе со мной.

– Вам отказать еще раз? Пожалуйста, мне не жалко. – Какая все же навязчивая штука пистолет, как и кинжал, и этот дурацкий стаканище, которым, засадив точно в висок, можно хоть кого прикончить. Пистолет морисский, кинжал – кэналлийский, хрусталь – кошки знают чей, а соблазняют одинаково… Но терпеть можно, можно!

– Звать вас к себе мы больше не будем, наоборот, это мы пойдем за вами!

– Куда, если не секрет?

– Куда потребуется! Вашу клятву скормить Марге закатным тварям слышало полтысячи человек…

– Возможно, я погорячился: твари могут от падали отказаться.

– Это их дело, – тоном приносящего присягу новобранца объявил Бессер, – а наше – предоставить им такую возможность! Мне, вернее, нам, офицерам Горной армии, Марге с его каплунами нужен не больше вашего! Вы знаете, что Гетц хочет закрепиться в горах и учредить свою марку?

– Восхитительно.

– Что?

– Всё. Вы уже думали, как вас станут отличать от бергеров?

– Нет, и не собираемся! Руперт фок Фельсенбург, у нас немало офицеров, которые не намерены забиваться в норы и оттуда огрызаться. В конце сражения к нам перешел слышавший тебя полуэскадрон, так что мы знаем, чего ты хочешь. Ты велел решать, и мы решили. Мы – вариты, а не пушечное мясо и не мыши при столичных крысах! Мир принадлежит тому, кто способен его взять и удержать. Так говорил Торстен, так говорим мы, но нам нужен вождь! Настоящий, а не дряблая холощеная скотина… В тебе течет кровь Торстена, но она много в ком течет, главное, тебе никто не указ, и ты знаешь, чего хочешь! Ты не желаешь загребать жар для Марге, и мы не желаем. Тебе смешно, что Гетц решил засесть в горах, нам не смешно, а муторно, и мы с хромым мерином не останемся. Есть только один способ никому не подчиняться – подчинить всех себе, как это сделал Торстен. Ты это можешь, ты это сделаешь, и мы пришли за тобой…