Джон Норман - Свидетельница Гора

Но внезапно, горячая волна рабского ужаса прокатилась по моему телу. Я была рабыней. Рабовладельцы могут сделать со мной всё, чего бы им ни захотелось! Я собственность!

Я смотрела вслед свободной женщине, что уходила прочь от нас. Её крошечная ладошка покоилась в руке работорговца.

Она что, сошла с ума, спрашивала я себя. Хотя, может быть, она хорошо знала его. Не исключено, что это был человек хорошо известный в городе. Возможно, он не представлял какой-либо опасности. Конечно, она должна была понимать значение тех трёх крохотных шевронов на его левом рукаве. Но неужели, понимая это, она не знала того, как он обращался с сотнями, а возможно и тысячами таких, как она, заковывая их в цепи и ошейники, оценивая и определяя порядок их продажи, и получая с этого прибыль?

Они уже почти пересекли террасу.

Интересно, задавалась ли она, скрытая под тяжёлыми одеждами и вуалями, идя с ним через террасу, вопросом, каково это чувствовать рабское железо на своих конечностях, каково это чувствовать под своими босыми ногами посыпанную опилками поверхность сцены рабского аукциона, каково это слышать призывы аукциониста, предлагающего её к вниманию покупателей.

— Они ушли, — шепнула я Леди Констанции, когда пара скрылась на лестнице. — Можно вставать.

Девушка поднялась на колени. Её качало из стороны в сторону. Она дрожала всем телом. Честно говоря, я сомневалась, что в данный момент она смогла бы стоять на ногах без посторонней помощи.

— Меня же могли избить, — прошептала она.

— Вы в ошейнике и одеты как рабыня, — напомнила я.

— Она могла избить меня стрекалом, — добавила леди тихим голосом. — Как простую рабыню!

— Конечно, — буркнула я. — И признаться, меня удивляет, что она этого не сделала.

— Почему? — спросила девушка.

— Стрекало не оставило бы следов на вашей коже, — объяснила я. — Точнее, от него остались бы полосы, которые, сошли бы в течение одного дня или чуть больше, и лишь в течение этого срока, возможно, имели бы некоторое влияние на вашу цену, а потом эти полосы исчезли бы без следа.

— Тогда, почему меня не избили? — удивилась моя подопечная.

— Возможно, мужчина опасался, что она не знала, как именно следует наносить удары стрекалом, — пожала я плечами. — Он мог решить, что женщина, будучи в бешенстве, так или иначе, могла серьёзно поранить вас. Возможно, он побоялся, что Вы могли лишиться зрения, что, само собой понизило бы вашу цену.

Леди Констанция вздрогнула.

— Однако, я думаю, — прошептала я, — что он, будучи работорговцем, заподозрил, что в действительности Вы могли быть не невольницей, а кем-то ещё, например, той кто Вы есть, простой пленницей. Я бы не исключала того, что он вмешался, чтобы избавить вас от унижения быть избитой как простая рабыня.

— Ты, правда, так думаешь? — спросила девушка.

— Да, — кивнула я. — Стал бы кто-нибудь в вашем городе возражать против того, что провинившуюся рабыню изобьют стрекалом или плетью?

— Нет, — признала она. — Если рабыня вызвала неудовольствие, она должна быть наказана. Это всем известно.

— Таким образом, — заключила я, — сомнительно, что они вмешались бы.

— Верно, — согласилась Леди Констанция.

— В конце концов, они просто не уделили бы этому особого внимания.

— И это правильно, — сказала моя подопечная. — Они почти не заметили бы этого, или, если заметили, то могли бы задержаться на мгновение, чтобы высмеять девку, поощряя её извлечь урок из наказания. И это — всё. Это всего лишь то, что должно быть сделано, поскольку это подобает рабыням. Они должны научиться не вызывать неудовольствия.

— Вот, то же самое относится и к данной ситуации, — заметила я. — В этом городе мне приходилось уже три раза видеть, как у всех на виду наказывали рабынь. Один раз на одной из нижних террас, и дважды на базаре. А как их подгоняли ударом, двумя ремня или стрекала, я уже и со счёта сбилась.

Девушка задрожала.

— Они — рабыни, — пожала я плечами.

— Конечно, — кивнула девушка, как вдруг на её лице мелькнула тень понимания, и она испуганно уставилась на меня: — Получается, что раз меня все принимали за рабыню, точно так же должны были поступить и со мной!

— Вот именно, — подтвердила я.

— И никому бы до меня дела не было!

— Конечно.

— А значит, меня, точно так же, как их, можно было бы избить, возможно, даже просто по чьей-то прихоти.

— Точно, — кивнула я.

— Как Ты думаешь, кто-нибудь ещё мог бы догадаться, что я не рабыня? — спросила Леди Констанция.

— Признаться, сомневаюсь в этом, — покачала я головой. — В конце концов, и он мог решить, что Вы невольница, просто новообращённая и не знакомая с ошейником.

— Но Ты думаешь, что он распознал мой истинный статус?

— Лично я думаю, что да, — кивнула я. — По всему видно, что он — опытный работорговец.

— А как по-твоему, относительно тебя самой у него были какие-либо сомнения? — поинтересовалась моя подопечная.

— Нет, — ответила я, чувствуя, что краснею. — Уверена, что относительно меня у него не было ни малейших сомнений вообще.

— Значит, меня вполне могли по-настоящему выпороть, — уже скорее с удивлением, чем со страхом проговорила она.

— Вы в состоянии стоять? — осведомилась я.

— Да, — кивнула девушка.

— Тебя следовало бы наказать стрекалом, — внезапно раздался мужской голос, явно обращавшийся не ко мне, а к моей подопечной.

Вздрогнув от неожиданности, мы уставились на говорившего. Хорошо, что мы не успели встать с колен, подумалось мне. У Леди Констанции перехватила дыхание, и она стремительно опустила голову вниз.

Перед нами стоял тот самый парень в алой тунике и алом же плаще, на которого я обратила внимание ещё у балюстрады, когда мы любовались горами.

— Подними голову, рабыня, — приказал он Леди Констанции.

Конечно, она не решилась ослушаться, хотя и на мгновение задержалась. Теперь девушка стояла на коленях с высоко поднятой головой, однако при этом старательно избегала встречаться с ним взглядом. Ей хватило один раз заглянуть в его глаза, чтобы понять, что чувствуешь когда тебе заглянули в душу. Она испуганно расправила спину, замерев на коленях, словно палку проглотила. Её рассматривали как женщину. Похоже, парень никуда не торопился. Он даже обошёл вокруг неё, а в конце, снова встав перед ней, прокомментировал, обращаясь уже ко мне:

— Красивое лицо. Неплохие рабские формы. Превосходные волосы.

— Да, Господин, — не могла не согласиться я.

— Тебя следовало бы наказать стрекалом, — повторил он, — но этого не было сделано.

— Да, Господин, — пролепетала Леди Констанция.

Сказать, что я была поражена — не сказать ничего! Я впервые услышала, чтобы она использовала слово «Господин» обращаясь к мужчине.