Джон Норман - Свидетельница Гора

Я сразу определила, что эта крошечная коричневая туника была всем, что я носила. Конечно, на мгновение меня захлестнула волна смущения, а возможно, раздражения и даже ярости. Но это по большой части было наследство моего прежнего мира, пока ещё остававшееся во мне. А теперь я чувствовала благодарность. Безусловно, мне было совершенно ясно, что одета я была так, как это нравилось мужчинам. Какие же всё-таки животные эти мужчины! Какие они сильные и властные животные!

Но я не возражала. Внезапно оказалось, что я рада тому, что была красива и могла показать свою красоту. Если женщина красива, почему ей нельзя гордиться этим? Пусть даже мужчины вынуждают её, для своего удовольствия, продемонстрировать это! И не рады ли мы сами, быть выставленными на показ и быть замеченными ими? Разве при этом мы не находимся на своём месте в природе, как того и хотят от нас мужчины? Нужно ли прятать красоту из-за того, что она может стать предметом зависти для кого-то уродливого? Уверена, что здешние мужчины не разрешат сделать это, даже если бы я того пожелала. Но разве найдётся такая красавица, которая сама захотела бы спрятать свою красоту? Лично я была только рада, и даже гордилась тем, что была красива. Впрочем, я не могла не сознавать и опасности этого, поскольку красота женщины волнует и возбуждает мужчин. Мы, в конце концов, их естественная добыча. В таком мире, как этот, красивая женщина, или, по крайней мере, такая как я, без сомнения в довесок к своей желанности и уязвимости, получает страх и опасность.

Однако ещё в загонах мне сообщили, что далеко не все женщины этого мира были такими же, как я. Но тогда я не смогла узнать, были ли они многочисленны и насколько. Но мне довелось видеть их как-то раз. Две из них, презрительные и великолепные, посетили наши загоны. Как изящно, как надменно и привередливо, они прокладывали себе путь мимо нас! Позже я вкратце упомяну о них.

Но что-то заставляло меня подозревать, что даже такие женщины в мире, таком как этот, отнюдь не были в безопасности.

В любом случае я не сомневалась, что мужчины здесь знали, как следует одевать женщин, или, по крайней мере, мой вид женщин, при условии, что им вообще захочется их одевать.

На мне не было ошейника. Признаться, мне стало интересно, не была ли я освобождена. Да, я использовала выражение «освобождена». Просто не вижу, как в данном контексте я могла избежать его использования.

До последнего момента, как многие, наверное, заметили, возможно, где-то даже по-дурацки, я избегала того, чтобы явно говорить о моём статусе, и положении в этом мире, и что это значило для меня, но я полагаю, что для читателя это уже и так очевидно.

Я пишу это по-английски, конечно, поскольку по-гореански я ни писать, ни читать не могу. И при этом мне не кажется вероятным, что они разрешат мне этому научиться. Похоже, что они предпочитают сохранять меня, такой как есть, то есть неграмотной. Это обычное явление с женщинами или, учитывая наш статус, лучше сказать, с девушками или даже скорее девками, такими как я.

Возможно, уже стало очевидно, что мой статус в этом мире — это что-то, с чем читатель, скорее всего, окажется незнаком, возможно, даже нечто, что ему будет трудно понять. Не знаю.

Но могу предположить, что к настоящему времени, для всех уже очевидно, что я — кейджера, или са-фора. Но конечно для многих это не очевидно! Почему? Простите меня. Вам просто не известны эти слова. За исключением этих слов, конечно, я нисколько не сомневаюсь, что мой статус и моё положение, уже ясны для всех. Разве это не стало очевидно после разговоров о цепях, ошейниках и прочем? Кто-то может посчитать это ужасным. Но только не я. Я люблю это. В этом я нахожу свою завершённость, своё счастье, свою радость, своё удовольствие, наконец! Может быть, кому-то покажется, что это унизительно, и возможно так оно и есть, но для меня это — восхитительное, драгоценное, радостное унижение, которым я дорожу, и в котором я благоденствую и процветаю, и даже ценой своей собственной жизни, не желаю быть ничем иным.

Это — вершина нежности, страсти, преданности, повиновения, служения, красоты и любви. В этом я счастлива и удовлетворена, полностью, по-настоящему, тотально как истинная женщина, каковой я не смогла бы быть никаким иным способом.

Короче говоря, слово «са-фора» означает — «Дочь Цепи». С другой стороны слово «кейджера», безусловно, наиболее распространенное в гореанском языке выражение для таких, кто я, как многие уже, несомненно, догадались, означает — рабыня. Да, рабыня. В мужском роде — «кейджер». Множественное число первого слова — «кейджерае», а второго — «кейджеры». Вообще, слово кейджера — наиболее распространенное на Горе обозначение женщины, которая является рабыней, наиболее точно и правильно можно было бы, перевести на английский язык как «девушка-рабыня» или даже скорее «рабская девка». Дело в том, что в ошейнике все женщины — «девки». В целом на Горе, в большинстве случаев, рабство — это участь женщин. Есть, конечно, и рабы-мужчины, но в основном — это рабочие, кому в цепях и под плетями приходится трудиться в полях, карьерах, шахтах, на строительстве дорог и других тяжёлых и грязных работах. Некоторые женщины держат шелковых рабов, но это скорее редкость. С гореанской точки зрения, рабство больше подходит для женщины, а не для мужчины. Среди местных мужчин даже ходит поговорка, что все женщины — рабыни, просто некоторые из них ещё не в ошейниках. Конечно, теперь-то, в отличие от описываемого момента, я знаю, что на Горе есть много свободных женщин, в действительности, большинство женщин на Горе свободны. Кажется, за одним исключением, я имею в виду город, называемый — Тарна, но почему там установились такие порядки, я не знаю.

Пожалуй, самое время вернуться к моему рассказу.

Итак, я подумала, не была ли освобождена? Разумеется, отметина на моём бедре по-прежнему оставалась на своём законном месте. Но это, конечно, было вполне ожидаемо.

Я бросила взгляд на толстые прутья решётки. Как-то не намекали они на какую-либо свободу.

А ещё туника. Я автоматически разгладила подол своего откровенного наряда. Какая она короткая! Фактически, немногим больше, чем тряпка! Этот предмет одежды также не предполагал того, что я был свободна. Как уже было упомянуто, у туники снизу не было никакого закрытия, что является обычным делом в том, что касается рабских предметов одежды. Самые восхитительные, самые интимные прелести рабыни обычно оставляют незащищёнными. Она должна быть открытой, и постоянно осознавать, что открыта для своего господина, что не может не способствовать пониманию ею своей уязвимости, и оживляет, увеличивает, переполняет и углубляет и без того необыкновенную эмоциональность её природы. Она должна быть готова для своего хозяина в любое время дня или ночи, и в любом месте и любым способом, которого он может потребовать. Это помогает ей не забывать того, кем она является. За всё время моего обучения, изучая различные предметы одежды, подходящие для рабынь, я видела всего два вида, которые были закрыты снизу. Первый, был не больше, чем длинным узким шёлковым прямоугольником, который пропускался под поясом спереди, проходил между ног, плотно прижимаясь к промежности, а затем снова проталкивался под тем же поясом, но уже на спине. Вторым был «Турианский камиск» — более продуманная конструкция. Больше всего это походило на перевернутую букву «T», у которой перекладина имела скошенные края. Углы ножки «T» завязываются сзади на шее, сама она спускается спереди, затем, пройдя между ног, прижимается сзади к спине, а края перекладины «T», возвращаются вперёд, обхватывая талию, и завязываются на животе. Узел также может быть размещён с боку, а иногда, если разрешено, такой камиск может быть подвязан пояском, чтобы лучше держался с одной стороны, а, с другой, чтобы подчеркнуть фигуру. Нас всему этому обучали, ведь мы должны знать, как правильно надеть тот или иной предмет одежды, если его нам бросили. Этот турианский камиск довольно сильно отличается от обычного рабского камиска. Последний немногим более чем прямоугольный отрез ткани с прорезью для головы в центре. Его надевают через голову и опоясывают на талии, обычно с одним или более оборотами верёвки. Обычный камиск, конечно, снизу никак не закрывается. Подобное прикрытие, насколько я поняла, крайне редко разрешают таким женщинам, как я. Ожидается, что мы почти всегда должны быть немедленно доступны тем, кто обладает исключительными правами на нас.