Джон Норман - Свидетельница Гора

И это хорошо помогает нам понимать, кто мы такие!

Я стянула вниз и пригладила подол туники ещё туже и тщательнее. Понятно, что нося такую короткую тунику нужно соблюдать определённую осторожность. Нас, кстати, обучали и тому, как следует правильно и изящно двигаться в такой одежде. Особое внимание уделялось такой, казалось бы мелочи, как приседание, чтобы поднять упавшие предметы.

Конечно, теперь я была рада тому, что получила тунику, даже, несмотря на её открытость. Поскольку, я вспомнила, что вполне могла, не получить и этого. Правда, несколько омрачало мою радость понимание того, что её пришлось бы снять по первому же щелчку пальцев. Признаться, я попробовала было ещё раз почувствовать себя немного возмущенной таким откровенным нарядом, являющимся всем, что мне было позволено, таким коротким, и фактически бывшим немногим более чем тряпкой, но хватило меня всего на пару мгновений. Честно говоря, я была очень довольна им. Да, я была рада носить такие вещи. Они выгодно подчёркивали мою фигуру. И я знала, что мужчины находили меня в них возбуждающе красивой. Так что у меня не было желания возражать против этого. В конце концов, я была женщиной. И между прочим, если быть полностью откровенной, такие предметы одежды возбуждали меня не меньше, чем мужчин. В общем, мне нравилось носить их.

Но на мне не было ошейника. Так может меня освободили? Однако одежда этого не предлагала, как и решётка в дверном проёме. Для себя я решила, что лучше всего будет вести себя так, как мне преподавали в загонах, по крайней мере, до тех пока не станет ясно, освобождена я или нет. При воспоминании о загонах, я непроизвольно вздрогнула всем телом. Дважды, за время обучения, мне не посчастливилось почувствовать плеть, оба раза это были единичные удару. Не хотелось бы мне повторения того опыта.

И всё же, не могли ли меня освободить?

Внезапно я рассмеялся, осознав всю нелепость этой мысли. Это же не были мужчины моего мира! Такие мужчины, как они никогда не освободили бы такую как я. Они предпочитали видеть нас такими, какие мы есть, то есть своей собственностью. В этом мире я был той, кто я есть. И это окончательно.

Я поднялась на ноги и, подойдя к решётке, встала там, сжав прутья руками. Снаружи, открывался такой прекрасный вид, что дух захватывало. Горы. Вершины многих из них были покрыты снежными шапками.

Я замерла в благоговейном трепете. Я даже представить себе не могла, что этот мир мог быть настолько прекрасным.

Ну что я видела до сих пор? Загоны, несколько залов, подвал с конурами, проблеск окружающего мира в неплотно притворенную дверь фургона, да и то в состоянии наркотического бреда.

Посмотрев вверх, я обнаружила узкую прямоугольную щель в полукруглом своде проёма, в которую, по-видимому, уходила решётка, когда её поднимали на подобии ворот. Подозреваю, что где-то была спрятана система противовесов. Решётка вовсе не открывалась наружу на манер двери, как я сначала подумала. Там просто было некуда открываться. Подойдя сюда, я смогла разглядеть, что по ту сторону решётки имелся лишь узкий карниз, не больше ярда шириной. Судя по раскинувшемуся снаружи виду, крутым горам и долине терявшейся далеко внизу, под этим карнизом мог оказаться практически отвесный склон. Решив проверить, хватит ли у меня сил поднять решётку, я присела и, схватившись за одну из крестовин обеими руками, попыталась тянуть её вверх. Конечно, я меня ничего не получилось. Честно говоря, я и не ожидала, что ворота откроются, просто я подумала, что могла бы приподнять их немного, предполагая, что к решётке присоединены некие противовесы, и можно было бы сдвинуть её на дюйм, пока их не остановило бы какое-нибудь стопорящее устройством, скажем, замок, засов или шпингалет. Но я не смогла сдвинуть прутья даже на долю дюйма. Если там и была система противовесов, то, для того чтобы их сдвинуть с места требовалась сила большая, чем моя собственная.

Тогда я обернулась и уделила внимание той камере или пещере, в которой оказалась в заключении. Это было помещение приблизительно прямоугольной формы, двадцать на пятнадцать футов, и высотой от восьми до десяти футов. Конечно, это нельзя было назвать конурой. Даже для клетки это казалось мне великовато. Не похоже, что эта ниша была вырублена для содержания таких, как я. Здесь легко можно было разместить и надёжно удерживать нескольких мужчин. Стены и потолок, были довольно грубыми и неровными. Помещение явно было вырублено в скале с использованием весьма примитивного инструмента. Я внимательно осмотрела заднюю стену. Признаться, я подумала, что там мог бы иметься некий другой вход, возможно маленькая железная дверца, но там ничего не было. Дело в том, что во многих клетках, сконструированных для таких, как мы, предусмотрены две двери, большая и маленькая. Просто большая дверь или ворота требуются чтобы внутрь могли войти мужчины, если они того пожелают, а такие как, мы, обычно входим и выходим через маленькую дверцу, на четвереньках, или, если будет приказано, на животе. Предполагается, что это полезно в качестве напоминания нам нашего статуса. Кроме того, очевидно, что через такой низкий и узкий проём невозможно проскочить быстро, если кому-то придёт в голову, попытаться убежать. Добавлю, что когда рабыня появляется из клетки на четвереньках или на животе её легче взять на поводок. Но это к слову о клетках. Я же была больше знакома с конурами. Это вообще зачастую очень маленькое помещение. Встать во весь рост там не получится. Одна сторона в них обычно зарешечена, таким образом мы, находясь внутри, всегда видимы нашим надсмотрщикам.

У задней стены лежала небольшая охапка сена и, чему я особенно обрадовалась, одеяло. Тяжёлое, чёрное. И, наверняка, тёплое! Помимо спальных принадлежностей, в пещере нашлись три сосуда. Два из них были сделаны из обожжённой глины, простые желтоватые, хрупкие на вид, со колами по краям. Возможно, от них избавились на какой-нибудь кухне. Другой был более тяжелым, сделанным из беловатого материала типа фарфора. Желтоватые сосуда стояли у одной стены, а белёсый у другой. Заинтересовавшись, я подошла к стене, в первую очередь к той, левой, если смотреть от решётки, у которой были глиняные сосуды. Один из них оказался неглубокой чашей, в которой я обнаружила корку хлеба и немного каши, а также, к своей радости, горстку сушёных фруктов. Их часто включали в нашу диету, и они были для нас на вес золота. Во втором сосуде, поглубже, похожем на древнегреческий кратер, была налита вода. У другой стены моей камеры, правой, если смотреть от входа, стоял пустой беловатый сосуд большего размера. Нетрудно догадаться для чего. Признаться, я была благодарна за его присутствие. Такие удобства нам далеко не всегда разрешают.