Джон Норман - Свидетельница Гора

Возможно, подумала я, причина, по которой меня взяли на поводок, как раз в том и состояла, что они не хотели, чтобы я потерялась в этой темноте или не поранилась, столкнувшись со стеной, или не бросилась в панике бежать, поняв, что коридор кишит животными, задачей которых, несомненно, было не пропустить любого, кому вход сюда был запрещён. Такие соображения показались мне вполне вероятными и разумными.

Эти мои догадки, несомненно, были верны, но, как я узнала позже, лишь отчасти. У поводка имелись и дополнительные цели, которые стали мне ясны позже.

Несколько раз я запиналась, теряла равновесие, и приходилось прикладывать немалые усилия, чтобы восстановить его, не грохнувшись на камни. Это не так-то легко было сделать, учитывая, что я не могла использовать руки, плотно прижатые к телу внутри мешка. Оказавшись в таком приспособлении, не только чувствуешь себя совершенно беспомощно, но и становишься очень чувствительной к беспомощности. Чувствуешь себя очень уязвимой. Остаётся только покорно следовать за поводком. Дважды мне всё-таки не удалось устоять на ногах, и я упала, больно ударившись в темноте о камни мостовой. Но поводок тянул меня за собой, и у меня не оставалось иного выбора, кроме как неловко вставать снова спешить за мужчинами.

Мои ноги устали. Подошвы стоп саднило ещё со времени ходьбы по карнизу. Странная это получилась, долгая, утомительная и таинственная прогулка. Но рано или поздно, должны же мы были, наконец, добраться до её конца! В темноте я часто ощущала, что мы поднимались, но трудно было сказать, как высоко мы могли забраться.

Наконец, пройдя через очередную дверь, мы оказались в освещённом проходе, и хотя освещён он был тускло, только двумя факелами, по одному в каждом конце, но даже этот свет резал мне глаза и заставлял отчаянно щуриться. Впрочем, не только мне, поскольку мужчины остановились, выждав некоторое время, чтобы дать глазам приспособиться.

Но когда мои глаза, наконец, привыкли к свету, я отпрянула назад, до предела выбрав слабину поводка. Дело в том, что мы стояли всего в нескольких футах от глубокой впадины, простиравшейся на всю ширину коридора, и приблизительно на пять — семь ярдов в длину, заканчиваясь лишь на несколько футов не доходя до следующей двери, на том конце прохода. Перейти на ту сторону впадины можно было только по узкой выдвигающейся металлической балке, толщиной не меньше двух дюймов, лежавшей параллельно стенам коридора.

Я отрицательно замотала головой. Дико, жалобно, умоляюще. Даже если бы я не была упакована в мешок, мне ни за что не пройти по этой ужасающе узкой балке, зная, что под ногами пропасть. В лучшем случае, при условии, что мои руки были бы свободны, и под угрозой плети, я, возможно, осмелилась бы попытаться медленно переползти по ней на животе, отчаянно цепляясь за неё всем, чем только можно, и трясясь от ужаса. Меня начало потряхивать. У меня уже не было уверенности, что смогу долго оставаться на ногах, настолько они ослабли, и настолько объята страхом я была.

Распахнутыми от ужаса глазами, я уставилась на солдата и надзирателя, и жалобно заскулила. Вдруг мои ноги подкосились, и я осела на мостовую. Стоять я больше была не в силах. Нечего было даже думать о том, чтобы попытаться встать. Всё на что меня хватило, это вскарабкаться на колени и прижаться головой к камням. Я ни слова не могла вымолвить, поскольку рефлекторно вцепилась зубами в кляп. Но мои действия, несомненно, были более чем красноречивыми. Я даже стоять не могла!

Подозреваю, что мой сопровождающий ожидал от меня чего-то подобного. В конце концов, я была не первой кейджерой, которую он привёл в это место. В любом случае он не выразил мне как-либо своё недовольство, не приказал мне подняться на ноги и не стегнул меня концом поводка. Возможно, он ничего другого от меня и не ожидал. А разве гореанская девушка повела бы себя как-то по-другому? Я так не думаю.

Впрочем, реакция всё-таки последовала. Хриплый смех мужчины, который многое прояснил. Так это, получается, была шутка? Ну конечно! До меня внезапно дошло, что он и не ожидал, что я смогу перебраться на ту сторону преграды. Возможно, конечно, некоторые женщины могли бы справиться с этим, и даже в такой упаковке, но я точно не была одной из них.

Солдат, на моих глазах, стремительно перебежал по балке на ту сторону. Надо признать, что я была поражена тем, с какой лёгкостью он это сделал. Но тут моё удивление снова сменилось страданием, поскольку надзиратель шагнул ко мне, наклонился и, подхватив меня, совершенно беспомощную, перебросил через плечо. Мне оставалось только ещё сильнее сжать зубами кляп, чтобы не закричать от страха и не уронить его вниз, в глубину провала. Мужчина нёс меня головой назад, как и положено носить таких женщин, как я. Мы беспомощны в этом положении, не видя, куда нас несут. Когда он ступил на балку, у меня перехватило дыхание. Дышать я смогла начать, только когда мы достигли другого края. К моему облегчению, мы там оказались очень быстро. Тюремщик преодолевал этот узкий мостик, так же стремительно, как это сделал до него солдат. Едва очутившись над ямой, я разглядела блики мерцающего света факелов, отразившегося от торчащих на дне, приблизительно в сорока футах ниже, многочисленных клинков. Возможно, эта балка была достаточно широкой и крепкой для тех, кто приучен к этому, но она казалась мне ужасно узкой, особенно если учесть глубину под ней, уже не говоря об острых клинках. Конечно, я знала, что мужчины в цирке ходили и по ещё более узким и менее устойчивым поверхностям. Но ведь пол под теми поверхностями не был утыкан ножами. Одного вида этих клинков мне хватило, чтобы зажмуриться, и не открывать глаз, пока мы не достигли противоположного конца коридора. Мост со звоном дрожал и вибрировал, под ногами надзирателя.

— Жди здесь, — приказал солдат.

Тюремщик поставил меня на колени около стены и поднял цепь, лежавшую рядом, присоединённую к кольцу в стене. Карабин на мешке защёлкнулся на звене цепи, и я оказалась прикована к стене.

Солдат ушёл, а мы остались ждать.

— Ну что, понравился тебе наш маленький мостик? — поинтересовался надзиратель.

Я отрицательно покачала головой.

— Поверь, в этом месте есть и куда худшие вещи, — предупредил меня он и, поймав мой испуганный взгляд, уточнил: — Ты ведь собираешься быть хорошей маленькой кейджерой, не так ли?

Конечно, я принялась кивать головой.

— Интересно всё-таки, почему тебя купили, — задумчиво проговорил мужчина, глядя на меня сверху вниз.

Я растерянно посмотрела на него. Этого я и сама не знала.

— Нет, Ты, конечно, смазливая, — признал надзиратель.

Я быстро опустила голову. Следует быть осторожной, когда слышишь такое признание от такого мужчины. В конце концов, пряжки мешка были в пределах его досягаемости, а никак не моей.