Джон Норман - Свидетельница Гора

На мою спину обрушился новый удар плети.

Я извивалась на животе, и холод камней подо мной резко контрастировал с тем огнём, который танцевал на моей спине. Еда и вода в камере, и даже те драгоценные кусочки сушёных фруктов, как оказалось, ничего не значили. Точно так же, как и одеяло, и даже горшок! Как я могла принять такую ерунду за доказательство своего особого статуса, специального режима, моей собственной особенности, или, если смотреть более широко, мягкого отношения к женщинам в этом месте? С чего это я интерпретировала такие мелочи, как признаки мягкости или терпимости? Мне что, кто-то дал понять, что это признаки их слабости или, скажем, некой доброты, которую я могла бы быть в состоянии, со временем, при некоторой хитрости и уме, эксплуатировать к моей пользе? И вот теперь из глупой рабыни выбивали эти иллюзии!

Очередной удар плети, как молния вонзился в моё тело, вспыхнув миллионом искр в глазах, и вырвав из меня лишь стон. У меня больше не было сил даже на то, чтобы кричать. Я была беспомощна. Я ничем не могла себе помочь. Я абсолютно зависела от других. Я была в руках рабовладельцев.

Ещё четыре раза подала плеть, жаля кожей, обжигая огнём, взрывая болью, мою спину.

Наконец всё кончилось. Я лежала на животе у кольца, к которому были привязаны мои скрещенные запястьях. Мне с трудом удавалось пропихивать в лёгкие, вдруг ставший вязким воздух. Мои щёки были мокрыми от слёз. Впрочем, не только щёки, даже камни подо мной и верёвка на моих запястьях были влажным от них. В одном месте, там, где слеза проскользнула между витками верёвки тыльная сторона запястья блестела от влаги.

Но главное, плеть убрали.

Внезапно до меня дошло, что это избиение не было чем-то личным. Например, я, по крайней мере, насколько я знала, не вызвала чьего бы то ни было неудовольствия, никого не оскорбила, если только не другую кейджеру. Я ничего не сделала, в прямом смысле этого слова, что могло бы вызвать или послужить причиной избиения. Правда следует отметить, что для избиения рабыни причины не требуются. Если рабовладелец желает, он может просто избить её по своей прихоти. В конце концов, она всего лишь рабыня. Точно так же, насколько я могла сказать, эти мужчины не питали ко мне какой-либо личной неприязни. С их точки зрения, я была всего лишь домашним животным. Значит, избиение, по всей видимости, не было ни карательным, ни даже дисциплинарным. А также оно, как мне казалось, не было произвольным, устроенным под влиянием момента. Скорее оно было похоже на ритуальное или институциональное, и, по-видимому, было намеренно поучительным. Да, эта порка была болезненной, но конечно короткой и строго дозированной. И мне даже не сообщили о её цели. От меня не потребовали просить о наказании, объяснять его причину перед или во время порки, громко считать удары и так далее.

Наконец, меня освободили от кольца, а затем развязали руки.

Но я по-прежнему осталась лежать у кольца. Мне не сообщили, могу ли я двигаться.

Во мне крепла уверенность, что это избиение было, если можно так выразиться, частью официального ритуала моего введения, таким образом его цель, намерение и объяснение не были ни беспрецедентны, ни необычны. Это должно было с самого начала помочь мне яснее понять определенные уроки, например, что я была объектом приложения плети, что мужчины в этом месте были способны к использованию её на мне, что, если они посчитают целесообразным или почувствуют желание, то сделают это не задумываясь. Позже я узнала, что этот урок действительно не был ни беспрецедентен, ни необычен, и многие считают полезной такую вводную порку рабыни, особенно когда она оказалась в новом доме.

Я вскрикнула от боли, поскольку надзиратель схватил меня за волосы, вздёрнул на четвереньки и поволок назад к возвышению.

— Ты хочешь, чтобы тебя избили снова? — спросил мужчина, сидевший на троне, когда я замерла у подножия постамента.

— Нет, Господин! Нет, Господин! — поспешила заверить его я, глядя на него сквозь слёзы застилавшие глаза и волосы свисавшие перед моим лицом.

— На колени, — приказал он, а когда я приняла положенную позу, спросил: — Кому Ты принадлежишь?

— Государству, Господин, — ответила я, хотя так и не поняла какому именно, и что это означает.

— Важна ли Ты? — осведомился офицер.

— Нет, Господин, — признала я.

— Голову на пол, — скомандовал он. — Руки на затылок.

Я заплакала, но покорно выполнила приказ.

— Тэнрик, — позвал главный здесь мужчина.

— Да, Капитан, — отозвался надзиратель.

Я вскрикнула. Послышался довольный смех Дорны.

— Держи руки на затылке, — предупредил Тэнрик.

— Да, Господин, — всхлипнула я, и тут мои глаза полезли на лоб. — Ой!

— Не дёргайся! — буркнул толстяк. — Руки на место.

— Да, Господин, — простонала я.

— Ну что, чувствуешь это? — поинтересовался Тэнрик.

— Да, Господин! — выдохнула я, пытаясь не шевелиться. — Да, Господин!

— А ну не дёргайся, — повторил надзиратель.

— Да, Господин, — всхлипнула я.

— Разреши ей уже, — усмехнулся офицер.

— Можешь двигаться, — бросил мне Тэнрик.

И тогда, с благодарным стоном, почти вне себя, я начала двигаться. Моё дыхание стало прерывистым и тяжёлым.

— А она соблазнительная маленькая штучка, — заметил мужчина на троне.

— Это точно, — поддержал его один из тех, кто стоял около него.

— О-о-охх! — вырвалось у меня я.

— Посмотрите на эту земную шлюху! — призвала Дорна.

Я начала беспомощно вскрикивать.

— Вы только послушайте её! — рассмеялась женщина, и я попытался сдерживать свои крики.

— Гляньте, как она задёргалась, — послышался мужской голос.

— Она уже не может себя контролировать, — прокомментировал другой голос.

— Верно, — поддержал третий.

— Кейджера, — одобрительно сказал четвёртый.

— Она самая, — засмеялся пятый.

— Она соблазнительно смотрится в ошейнике, — заметил второй.

— Как и все они, — напомнил ему третий.

— Правильно, — согласился четвёртый.

Послышалось сердитое фырканье Дорны и смех мужчин. Однако на неё сейчас обращали намного внимания.

— О-о-охх! — сдавленно простонала я.

— Какая она соблазнительная кейджера, — похвалил кто-то из мужчин.

— Ага, — согласился второй.

— О-о-о-оу! — не в силах больше сдерживаться завопила я в голос.

— Вот! — засмеялся третий. — Она на краю!

— Теперь она уже не сможет вернуться, — поддержал первый.

— Она зашла слишком далеко. Теперь она полностью в руках Тэнрика. Всё теперь она себя больше не контролирует!

— Да нет, — не согласился третий. — Она пока на краю.

— Пожалуйста, — взмолилась я. — Пожалуйста-а-а!

— Ну что, видишь? — послышался довольный голос первого.

— Теперь да, — признал третий.