Рошани Чокши - Звездная королева [litres]

– Нет нужды, – улыбнулась я.

– Я должна знать, почему ты помогла.

– Я уже говорила.

– Нет, не говорила, – возразила Гаури, на сей раз очень тихо. – Я узнала твое ожерелье, едва ты ступила за городские стены. Его отдала мне сестра перед своим исчезновением – уверена, тогда ее пленил какой-нибудь глупый раджа.

Глаза ее словно остекленели от невыплаканных слез.

– Ты знаешь, что с ней сталось? Она послала тебя присмотреть за мной?

Глядя на Гаури, я не могла скрыть терзавшую сердце боль.

Она не узнала меня.

Моя сестра понятия не имела, кто я такая, хотя видела ожерелье на моей шее. Правильно я сказала матушке Дхине. Я ходячий мертвец. Призрак девушки, что прощается с местами, где она когда-то жила.

Я сняла ожерелье и, скользнув напоследок пальцами по маленьким жемчужинам, протянула его Гаури.

– Я встретила ее как-то в далеком краю, куда не добраться ни на лошади, ни на лодке, но куда легко попадет любой, – глухо ответила я.

– Как она?

Слезы все-таки вырвались, покатились по ее щекам и по сверкающим доспехам.

В глубине души я мечтала схватить Гаури за плечи и хорошенько встряхнуть, чтобы она меня вспомнила. Но что бы это дало? Потому, как и много дней или лет назад, я рассказала ей сказку. Я приглушила гротеск и подчеркнула все самое прекрасное. Я создала подробности из ничего, выуживая детали из воображения; детали, о которых я сама фантазировала в тот или иной момент.

Как и прежде, я всеми силами постаралась отогнать от сестренки кошмары.

– Она счастлива. Она влюбилась и сбежала, но очень скучает по тебе. Муж ее – добрый человек с широкой улыбкой, он относится к ней как к равной и не делит постель ни с кем, кроме нее.

Гаури рассмеялась, и из глаз ее хлынул новый поток слез.

– Недавно я путешествовала по их землям, и она попросила отнести тебе ожерелье и передать вот что: на Ночном базаре деревья плодоносят съедобными драгоценными камнями, а нагайны с завистью смотрят на чешую друг друга. Она сказала, что любит тебя, без конца о тебе вспоминает и всегда будет тобой гордиться. И попросила беречь себя. Всегда.

Гаури на миг прижала кулон к губам, затем надела ожерелье на шею и, проверив поводья коня, улыбнулась мне:

– Спасибо, садхви. Успехов тебе в этом странствии. Если вновь встретишь мою сестру, передай, пожалуйста, что я люблю ее и часто о ней думаю. Скажи, что я вернусь живой. Ради нее.

Слезы жгли глаза, но я не дала им воли. Я свершила то, ради чего пришла сюда, и была счастлива. Камала крошила землю копытами. Не осталось времени делиться с Гаури новыми историями или объяснять все, что произошло с нашей последней встречи.

– И спасибо за все, что ты сделала для нас сегодня, – продолжила она. – Как я уже сказала, я намерена вернуться живой и тогда позабочусь о том, чтобы люди помнили и прославляли тебя. Как мне отблагодарить тебя? И где искать?

Я улыбнулась:

– А ты не помнишь? Мы всегда можем найти друг друга в одном на двоих созвездии. Созвездии Одинокой звезды.

Глаза Гаури расширились, вновь заблестев слезами. Я вонзила пятки в бока Камалы и, когда мы нырнули в лес, оглянулась всего разок. Гаури улыбалась и махала нам вслед, а потом исчезла за полосой деревьев.

Со всех сторон торчали острые как стрелы ветви, преграждая путь. Тьма окутывала блестящие стволы, и тени шевелились как живые – медленно, будто кто голову поворачивал. Лишь по пятнам лунного света можно было понять, где кончаются деревья и начинается небо.

Мы быстро пробирались сквозь заросшие холмы. Я прижималась лицом к спине Камалы, ища успокоения в ее тяжелом дыхании и перекатывающихся мышцах, что с каждым шагом становились все крепче и сильнее. Теперь, когда Бхарата осталась позади, мысли мои вновь затаились точно монстры. Я все думала об Амаре, и боль, куда более реальная, чем жжение от царапин по всему телу, впивалась в кожу и вонзала когти глубоко-глубоко, по самую вечность.

Всякий раз, смеживая веки, я видела мужа рядом – его руки в моих волосах, его губы на моих губах. Но открывая глаза, я видела лишь тьму. Я понятия не имела, где он и что делает. Амар так и стоял пред мысленным взором – такой, каким был в последнюю нашу встречу, – пока глаза его не захватили мой разум целиком, притупив боль и вытащив на поверхность глубоко похороненные воспоминания.

Знакомый мне мир раскинулся вокруг зловещим темным пятном, лишенным солнца. Деревья умирали. Люди чахли. Города рушились. И я знала, что эта нисходящая спираль связана с покачнувшимся равновесием Иномирья. Я должна была туда попасть. Должна была попробовать, даже если в итоге оказалось бы, что все мои шаги не полезнее борьбы сорванного листка со шквальным ветром.

Перед рощей, сгорбившейся над зловонными зарослями, Камала замедлилась и перешла на рысь. В корнях деревьев кишели сотни грибов, бледных, как выцветшие тела, так что поначалу показалось, будто все вокруг покрыто плотью.

– Посланники Дхармараджи здесь?

Демоница ударила землю копытом:

– Да, о да. Чуешь их, возможная королева?

– Нет.

– Ты просто не стараешься! – попрекнула она. – Ты должна отпустить себя. Должна позволить себе быть мертвой. Представь, что ты их помощь и прощение, представь их жажду крови, их глаза…

Я зажмурилась, силясь успокоиться, и попыталась найти прореху в затопившей мир тишине, уголок, где шум столь осязаем, что его можно взять и накинуть на плечи словно плащ. Я представляла себя бледными грибами, сосущими жизненные соки паразитами… представляла себя желанной, неприрученной нитью; тем, что нужно поймать и вернуть… за чем нужно охотиться…

…и тогда я услышала их, увидела, почуяла. Отпечатки их лап – сочные кровавые следы на земле – вспыхнули, точно пятна света, и я наклонилась к Камале:

– Иди по следу.

Демоница фыркнула, засмеялась; тело ее разбухло подо мной, вены вздулись, наполнившись жизнью, точно сапфировые ручейки водой; густая грива замерцала матовым инеем, и я намотала ее на запястье, крепко держась, пока мы мчались сквозь плотные ряди деревьев.

Нашли. У границы тени, будто тяжелые валуны, дремали в ожидании три огромные гончие. В отдалении ласковой грезой рассеивал тьму тихий звук. Славный и приторно-сладкий, в каком хотелось увязнуть навеки. Я уже перекинула ногу через седло, намереваясь спешиться и пойти на голос, но Камала предупреждающе зарычала.

– Нет, – зашипела она, кивнув на собак.

Они начали просыпаться. Лапы их подергивались, ноздри раздувались, словно учуяв какой-то запах.

Я отвела Камалу за другое дерево, подальше от того непонятного, что на нас надвигалось. Не знаю, что я ожидала здесь найти. Наверное, думала, будто гончие бегают по лесу кругами или вот-вот уйдут, но кто-то велел им остаться и уснуть. Затаиться.