Сара Маас - Королевство стужи и звездного света [litres]

– И тебя тоже, – ответил Кассиан, наградив ее улыбкой. – Если будут сложности с раздачей вещей, дай знать.

– Трудностей не будет. В этом я уверена.

Гордо поднятая голова. Огонь в словах. Эмерия заставит бедняков взять подарки, даже если они попытаются ее прогнать, утверждая, что им ничего не нужно.

Такой огонь он уже видел. И такую же стальную крепость характера. Если бы эти две женщины из разных миров встретились…

Кассиан вышел на обжигающий холод. У него за спиной звякнул колокольчик – вестник надвигающейся бури. Не только той, что неслась с севера. Другой, зревшей здесь с давних пор.

Лучше бы я пропустила обед.

Эта мысль крутилась у меня в голове, пока я шла по вечерним улицам к мастерской Рессины. Под ногами похрустывал снег. Мягко светили фонари. К ним добавлялся свет ламп из окон домов.

До праздников оставалось три дня. Купить хорошие подарки можно было везде, но больше нигде не сыщешь таких оригинальных, неповторимых вещей, как в магазинчиках и галереях Радуги. Сюда стекались покупатели со всего Велариса и окрестных селений. Фэйцы и фэйри. Последние еще раз поразили меня разнообразием телосложения и оттенков кожи. Все улыбались, все были настроены дружелюбно. Праздничная обстановка действовала захватывающе, однако через какое-то время мне захотелось тишины. Я даже была готова подняться в морозный воздух и полететь домой.

Я взяла с собой мешок с кистями и красками. Под мышкой зажала свернутый в трубку холст. Возможно, друзья Рессины приносили все это с собой. Да и вообще было бы невежливо приходить в чужую мастерскую, рассчитывая, что тебя снабдят всем необходимым. Я отправилась в Радугу пешком. Мне все еще было непросто перебрасываться с грузом. Лететь не хотелось из-за холода. К тому же я рисковала выронить холст.

Я до сих пор не научилась согревать себя изнутри и защищаться от холодного ветра в полете. С Ризом и Азриелем мы теперь занимались от случая к случаю. И как только иллирианцы летали с тяжелым оружием? А ведь зимы в их горах куда суровее, чем в Веларисе. Да и летом тоже холодно.

Если недовольство в иллирианских лагерях не утихнет и нам придется туда лететь, я на собственной шкуре проверю, каково там зимой.

Сейчас не время думать о печальном и тревожном. Живот и без того крутило. Я остановилась на подходе к дому Рессины. Ладони стали липкими от пота. Неужели мне страшно?

Я еще никогда не рисовала вместе с другими и не стремилась показывать свое творчество другим. Я столько месяцев не подходила к холсту. Еще неизвестно, что́ выплеснется из меня…

Связующая нить дрогнула.

«Надеюсь, ты в лучшем виде?»

Спокойный вопрос, заданный непринужденным тоном. Голос Риза успокаивал мои душевные терзания.

Риз сообщил, куда он собирается завтра и какие сведения рассчитывает получить. Он спросил, готова ли я отправиться с ним. Я ответила: «Нет».

Пусть я перед Тамлином в долгу за спасение Риза. Я искренне могла пожелать ему счастья и мира в душе, но видеть его не хотела. Говорить и вообще иметь с ним дело – тоже. И это нежелание сохранится еще надолго. Возможно, навсегда.

Пока Риз не предложил мне отправиться ко Двору весны, у меня было хорошее настроение. Упоминание о Тамлине разом его испортило. Я сегодня не собиралась к Рессине. Но дома мне не сиделось. Захотелось развеяться, и я пошла.

Я была почти у цели. Из мастерской Рессины доносился смех. Ее друзья-художники уже собрались на еженедельную творческую встречу. Оставалось пройти несколько шагов и постучать в дверь.

«Не знаю, получится ли у меня», – призналась я Ризу.

«Хочешь, я пойду с тобой?» – помолчав, предложил он.

«Писать картину?»

«Из меня бы получилась превосходная обнаженная натура».

Я улыбнулась, не обращая внимания, что была не одна. Мимо меня безостановочно двигался поток горожан. К счастью, капюшон скрывал лицо.

«Ты уж меня прости, но делить с другими такое сокровище, как ты, я не хочу. Даже в качестве обнаженной натуры».

«Тогда я попозирую только для тебя. – Связующая нить донесла его чувственное прикосновение. Меня обдало жаром. – Помнится, однажды мы с тобой славно художничали».

Перед глазами мелькнула горная хижина и кухонный стол. У меня пересохло во рту. «Нахал».

Риз усмехнулся. «Хочешь идти к ним – иди. Не хочешь – не ходи. Выбор за тобой».

Я поглядела на свернутый холст, на мешок с кистями и красками. Каких-нибудь тридцать шагов отделяло меня от дома Рессины, из окон которого призывно лился золотистый свет.

«Я знаю, чего мне хочется».

Никто не заметил, как я исчезла, перебросившись внутрь заколоченной галереи. Доски на окнах не пропускали свет. Я сотворила несколько светящихся шаров, осветив заброшенное помещение.

В окнах не было стекол. Жизнь покинула галерею Пиланы почти год назад. Естественно, внутри было столь же холодно, как и на улице. Я опустила на пол холст и мешок и, пританцовывая на месте, осмотрелась.

До нападения здесь было очень уютно. Сквозь громадное окно на южной стене светило солнце. Свет проникал и сквозь окна в сводчатом потолке. Сейчас и на их месте темнели доски. Я прикинула размеры галереи: пятьдесят локтей в длину, тридцать в ширину. Вдоль боковой стены – прилавок. У задней стены – дверь, которая вела в кладовую или в мастерскую Пиланы. Моя догадка наполовину подтвердилась: все-таки кладовая. Узкие окошки вверху давали мало света для живописи. Несколько расколотых умывальников, металлические столы, заляпанные краской, флаконы и окаменевшие тряпки.

В галерее не было картин, однако сохранился дух живописи. Я вдыхала его, как воздух. Спокойствие этого места передалось и мне.

Чутье подсказывало: галерея одновременно была и мастерской Пиланы. Она работала, а посетители разглядывали картины, развешанные по белым стенам. Ей не требовалось уединение. Она переговаривалась с гостями, отвечала на вопросы и продолжала творить… Белые стены закоптились. Сколько я ни пыталась, не могла представить их увешанными картинами.

В трещинах серых каменных полов застряли мелкие осколки стекла. Под фэйским светом они вспыхивали крошечными звездочками.

Мне не хотелось снова браться за кисть в присутствии других. Я и наедине с собой не очень-то была настроена разворачивать холст. Главное, меня не мучило чувство вины перед Рессиной. Она приглашала, но я не обещала, что приду сегодня.

Я сотворила огненные шарики, поручив им согреть помещение. Потом добавила света. Я возвращала галерею к жизни. Осталось найти стул или табурет.