Вик Джеймс - Огненный город [litres]

В ушах Гавара нарастал гул. Он тряхнул головой, пытаясь избавиться от него. Ничего не вышло.

– Не смей мне об этом говорить! Закон о правопреемстве – пустая угроза отца, он считает, что так он держит меня в узде.

– Напротив. – улыбка Боуды была такой холодной, что, казалось, ее губы покрылись инеем. – Мы с твоим отцом только что завершили написание законопроекта. Он убирает любую двусмысленность о статусе детей, рожденных от Равных и простолюдинов. Они должны быть удалены из-под родительской опеки и содержаться в детских домах в городах рабов. Мы должны исключить мысль, будто они какие-то особенные, они – мерзость, которую нужно искоренить.

Гнев Гавара взорвался. Красная вспышка застила глаза. Гул в ушах оглушил. Лицо опалило огнем.

Несколько мгновений спустя зрение прояснилось.

Золотой шатер превратился в огненный шар.

– Гавар поджег шатер, – сказала Дина. – Началось столпотворение. Сомневаюсь, что у моей бедной сестры была брачная ночь, как у счастливой невесты.

Члены клуба столпились у огромного камина в зале Хайвителя, и, хотя был уже конец мая, в нем потрескивал огонь. Все они нуждались в его тепле, тепло грело им душу.

– И это заставило меня задуматься, – продолжала Дина. – Мы должны сменить тактику. Локальными протестами ничего не добиться. Люди, которые сейчас руководят страной, включая мою сестру, не хотят нас слушать. И как мы убедились на примере Милмура, протесты в городе рабов легко подавляются.

Аби видела, как Рени закивала и еще крепче прижала колени к груди. Эта худенькая девочка знала и видела то, чего не должен знать и видеть ни один ребенок. Аби была в этом абсолютно уверена.

– И что ты предлагаешь, Бодина? – спросила Хильда, когда Дина надолго замолчала.

– Конечно же, не баннеры развешивать и шествия по улицам устраивать, – язвительно сказала Джессика и посмотрела на Дину. События последней недели отразились на их лицах: бессонница и горе прочертили глубокие линии и легли тенями под глазами. – Ты имеешь в виду террор?

Дина молчала в нерешительности, Аби с удивлением отметила, что устрашающее слово не вызвало у нее непримиримого протеста.

– Если ты хочешь использовать это слово, то да.

Аби вжалась в спинку кресла, мысли в голове неслись вихрем. Оз как-то тяжело и неопределенно вздохнул, и было непонятно, это знак согласия или возражения. Они готовы к этому? Дина в состоянии принимать решения такого масштаба?

– Вы этого хотите? – спросила Аби, глядя на леди Армерию, которая сидела вместе с ними у камина. – Вы хотите, чтобы в том направлении продолжалось дело вашего сына?

– Мейлир хотел, чтобы все протесты были мирными, – сказала леди Армерия, переводя взгляд с Аби на Дину. – Но сейчас мой сын мертв.

Они следовали директиве Крована и гибель Мейлира общественности представили как самоубийство. Если бы подлинная история событий в Эйлеан-Дхочайсе открылась, то стала бы известна и глубина симпатии Дины к политическим взглядам Мейлира, а тогда были бы потеряны все шансы через ее сестру получать полезную информацию. Но матери Мейлира они рассказали правду.

– Именно поэтому сейчас никто не должен принимать никаких решений, – сказала Аби. – Мы все в шоке, особенно ты, Бодина. И будет недостойно памяти Мейлира, если мы отступим от тех ценностей, которые он утверждал и за которые отдал жизнь.

– Как ты смеешь! – Бодина вскочила. В камине раздался хлопок, пламя взорвалось вулканом, рассыпая мириады искр. Аби вздрогнула. – Ты его даже не знала. И твой брат виноват в том, что Мейлир мертв.

– Это вы с Мейлиром виноваты в том, что Люк оказался в таком чудовищном месте.

– На самом деле, – раздался у них за спиной незнакомый Аби женский голос, – причина всех несчастий – Уиттем Джардин и столетия правления Равных, которых он защищает, как дикий лев. Но не обращайте на меня внимания, продолжайте свои дебаты.

Девушка подошла ближе. Аби в изумлении смотрела на нее. Она видела это темнокожее лицо на экране, в репортажах, освещавших похороны канцлера Зелстона. Крепкая, спортивная с наполовину выбритой головой, в ухе пирсинг, блестит нос и кожа на лбу.

Племянница покойного канцлера. Наследница Мидсаммер Зелстон.

– Ты ужасно выглядишь, – сказала она Дине. – Знаю, у тебя есть на то причина. Иди ко мне.

Мидсаммер раскрыла объятия, принимаю Дину. Та зарыдала и не могла остановиться. Наблюдая за ними, Аби почувствовала, как ее гнев улетучился. Удивительно, что́ с ними происходит после всех этих событий: взрыв Восточного крыла, суд над Люком, наказание Мейлира и, наконец, трагедия в Эйлеан-Дхочайсе. Аби знала признаки посттравматического стрессового расстройства. Большинство из них она находила у себя и была уверена, что они есть и у всех остальных.

– Прости, что не приехала раньше, – продолжала Мидсаммер, гладя белокурую голову Дины и пытаясь как-то ее успокоить. – Забавно, но ни меня, ни мою подругу не включили в список приглашенных на свадьбу твоей сестры. Но я получила твое сообщение, и вот я здесь. Что я могу для тебя сделать, кроме как служить большим носовым платком для твоего симпатичного хлюпающего носика?

Даже Дина что-то невнятное пробормотала в ответ на ее шутку. Тыльной стороной ладони она вытерла нос, взяла подругу за локоть и повернулась к сидевшим у камина:

– Прошу любить и жаловать, это наследница Мидсаммер Зелстон, мой друг и друг Мейлира. Я попросила ее присоединиться к нам, потому что она была союзницей в нашем деле в Линкольншире.

Графство Линкольншир. Аби знала, что родовое гнездо Зелстона находилось в Линдуме и выделялось своей экстравагантностью среди поместий великих семей Британии. Оно представляло собой довольно странное сооружение, воздвигнутое на руинах античного города, построенного еще римлянами. Линдум-холл из красного кирпича, со сводчатыми потолками некогда был римской термой, в нем сохранились мозаичные полы того времени.

Основателем рода Зелстонов был консул, присланный в Британию римским императором Септимием, выходцем из Африки. Происхождение делало род Зелстонов самым древним из всех британских семей, хотя Аби не раз слышала, как лорд Уиттем с презрением говорил о канцлере. Вероятно, причиной была его личная неприязнь к Зелстону, а также вопиющие расовые предубеждения, которые проявились в его мерзких комментариях – они тоже не прошли мимо ушей Аби – по поводу обреченности любви канцлера и Эвтерпы Парвы.

Дина представила Мидсаммер всех членов клуба, осталась только Аби. И Аби застыла. Между ней и Мидсаммер существовала связь – ее брат убил дядю этой девушки.