Джеймс Айлингтон - Тень ушедшего

– Тогда приступим, – сказал шалис.

Воздух между ними затрещал от всплеска силы так внезапно, что на ответ не оставалось времени. Дотянувшись до своего тайника, Седэн создал мысленный образ щита – пульсирующей преграды, не пропускающей молнии Ордана. И успел вскинуть его на поднятых руках как раз вовремя, чтобы молния рассыпалась голубыми искрами.

– Хорошо, – проговорил Ордан. – Однако помни: ни жестов, ни слов. Они выдают несобранный разум. Разум, не способный выполнять свои обязанности без лишних трюков.

Седэн поморщился, но все же покорно мотнул головой. Он провел здесь два года, оттачивая способность к сосредоточению, упражняя разум в действиях, невозможных для других одаренных. Теперь он это умел – его подвигам благоговейно дивился бы каждый. Но только не шалисы. Те по-прежнему видели в нем ребенка – или, скорее, зверька, которого они выучили говорить.

Ордан снова ударил, и на этот раз Седэн не позволил себе поднять руки. Преграда все же возникла, но слишком тонкая – малая часть молнии пробила ее и ударила его в плечо. Зарычав от боли, он стиснул зубы, глянул на обожженную кожу, уже вздувшуюся пузырями. Он знал: шалисы не станут его лечить и не одобрят, если он исцелится сам. Власть над сутью достигалась только через испытания и боль.

Он зарычал, больше на самого себя. Он мог лучше. Седэн настороженно закружил вокруг Ордана, высматривая свечение – слабое, почти невидимое, – что указывало на готовность к удару. Заметив его, он, вместо того чтобы вскинуть щит, опустил его к левому бедру и атаковал сам. Вообразил, как полыхает огнем грудь Ордана, и направил поток силы из своего тайника, но так, чтобы не подвергать опасности жизнь противника.

Ордан легко отразил атаку и вздохнул.

– Все еще сдерживаешь себя. – Большинство людей услышали бы в его словах гнев – для людей вся речь шалисов звучала злобно. Седэн же распознал в ней мягкий, почти любовный упрек. – Стал бы ты сдерживаться, сражаясь за свою жизнь?

– Нет, конечно, – покачал головой Седэн. – Но я боялся тебя ранить.

Ордан в ответ только глянул, изящно раскачиваясь гибким телом.

– Ты же знаешь, что мой народ меня бы вернул. Ты знаешь, что можешь меня победить. Ты бы уже сегодня мог уйти, Тал’камар. Мог бы вернуться в Сил-витрин и сразиться с губителями теней. Зачем ты тянешь время?

Седэн медлил, отыскивая в сердце правдивый ответ.

– Я боюсь, что, возвращаясь для такого вот боя с ними, я сам уподоблюсь им, – тихо признался он. Слова эти дались ему трудно, но шалисы не признавали уверток, обманывающей скромности и лжи. Они были мудрым народом. Может быть, если признаться, Ордан ему поможет?

Но человек-змея только вздохнул.

– Каждому посылаются свои искушения, Тал’камар. Каждый должен сразиться в своей войне. – Он помолчал. – Но ты должен с ними сразиться, мой друг. Скрыться от них тебе не под силу. Иначе тебе никогда не стать большим, чем ты есть.

Седэн кивнул, хотя и не услышал желанного утешения. Все же в словах его друга было много смысла. Ни ему, ни его народу не укрыться от будущего.

– Еще раз, – угрюмо предложил он, становясь в позицию.

Они двинулись по кругу, и на этот раз Седэн ощутил в себе странное спокойствие – он больше не волновался. При атаке Ордана он даже не сбился с шага – щит расколол молнию далеко впереди. Он погрузился внутрь себя, зачерпнул и представил охваченного пламенем Ордана. Пламя не лизало змеиную кожу – насквозь пронизывало тело от головы до хвоста. Шалисы не были неуязвимы для огня, а Седэн черпал из тайника новые и новые силы. Еще. Еще.

Он остановился.

Ордан ожидал удара, но его щит был пустым местом перед силой атаки. Преграда рассыпалась осколками, и Ордан закричал от боли, охваченный языками пламени: его чешуйчатая кожа затлела и потекла, плавясь под всепожирающим жаром. Седэн, как его ни выворачивало наизнанку, заставил себя смотреть. Его друг возродится – шалисы всегда возрождаются. Он знал, что Ордану будет больно, ненавидел себя за то, что сделал. Но иначе было нельзя. Ордан сказал правду – он должен вернуться домой.

Другой шалис – Индрал, решил Седэн, хотя все они были для него на одно лицо – вышел во двор и занялся обугленным телом Ордана. Осторожно обхватил труп мощными лапами и без труда поднял. Затем повернулся к Седэну.

– Он будет гордиться тобой, Тал’камар, – прозвучал его необыкновенно пронзительный голос. В бесстрастном тоне Седэну почудилась уважительная нотка. От Индрала он и того не ждал – этот шалис всегда был против его обучения.

Седэн с грустью смотрел на мертвого.

– Я смогу поговорить с ним до ухода?

– Нет, – отрезал Индрал. – Ты завершил обучение, а до возвращения Ордана много месяцев. Возрождение в Кузне требует времени. Тебе придется уйти раньше.

Индрал, как показалось Седэну, не хотел его обидеть. Он просто думал о деле. Таковы все шалисы – прямолинейны и трудно прочитываются.

Он с сожалением оглядел крепость, зная наверняка, что видит ее в последний раз.

– Передай ему, что я горжусь этой честью, – тихо попросил он Индрала.

– Передам, Тал’камар. Прощай.

Седэн шевельнул обожженным плечом, поморщился от боли и двинулся к своей комнате собирать вещи.

Он возвращался домой.

Седэн проснулся. Лоб был влажным от пота.

Перевернувшись на бок, он уставился в предрассветное небо. Опять сон. Этот, как и прежние, быстро тускнел в памяти; уже сейчас вспоминались только обрывки – странные подробности. Змееподобное создание, с которым он водил дружбу, – тварь, очень похожая на дар’гайтина. Странный замок, где он жил, хотя бы и временно.

Он никому не рассказывал об этих снах. Предостережение Алариса еще звучало в памяти, а когда он видел такие сны, как нынче ночью… Расскажи он правду, его сочтут сумасшедшим или, хуже того, опасным. Доверие Териса много значило для Седэна. Не хотелось бы, чтобы его снова заставили носить окову.

Довольно скоро проснулись и другие, собрались в путь. В последние несколько дней дороги стали оживленными; и встречные, и попутчики разносили тревожные слухи. На севере было неладно, началось вторжение. Беженцы знали немного, но при каждой новой подробности Терис заметно мрачнел.

Седэн рассеянно потирал татуировку на предплечье. Он тоже не упустил из виду, что вторжение надвигалось с севера, от Рубежа. Волчья голова, постоянно маячившая на краю зрения, напоминала, что он имеет к этому какое-то отношение.

Некоторое время они ехали молча. Перед полуднем миновали развилку, после чего ровный поток встречного движения внезапно прервался. После этого они несколько часов никого не видели, и молчание из непринужденного понемногу становилось напряженным.