Оксана Букия - Серебряный. Отголоски Судьбы [СИ]

— Я делала тебе отвар, — сестра подняла полотенце и сняла крышку. Сладкий умиротворяющий запах ванили закружил в воздухе, смешиваясь с запахами вечера за окном.

Димостэнис попытался не потерять улыбку на своем лице.

— Неужели сэй Пантерри вновь озаботился моим здоровьем?

— Сэя Дайонте передала. Сказала, что эта настойка, выпитая на ночь, сделает сон более глубоким и спокойным.

Дим забыл про свод, который он держал в руках и тот с тихим шуршанием начал сползать на пол. Как утопающий за соломинкой, он дернулся за книгой, пытаясь изловить ее в полете, тем самым скрывая от сестры свое волнение.

— Будешь пить? Или опять траву удобрять?

А! Дьявол с этой книжонкой! Димостэнис выпрямился, удивленно смотря на сестру.

— Ты думаешь, если мне всего двадцать аров, я совсем ничего не понимаю и не замечаю?

— Я, — он слегка прикусил губу, — не хотел тебя расстраивать.

— Или объяснять?

Он и сейчас не собирался. Элени чуть подождала, тяжело вздохнула.

— Я всегда на твоей стороне. Чтобы не случилось.

Дим легко коснулся ладонью ее щеки.

— Как сэя Дайонте узнала, что мне нужно лекарство?

Элени пожала плечами.

— Как вообще вы с ней встретились?

— Мы с Лиареном гуляли по дворцовому парку, когда она к нам подошла. Разговорились, она поинтересовалась твоим здоровьем. Потом предложила показать мне Эфранор, сказала, что с радостью составит мне компанию. Мы встречались с ней сегодня днем, и она передала мне это.

Димостэнис взял чашу из рук сестры, поднес ко рту.

Пряный аромат напитка напомнил вкус любимых губ. Обжигающий, терпкий, сладкий.

— Она тебя любит, — голос Элени вырвал из омута одуряющих воспоминаний.

— Все-то ты знаешь, малышка, — он попытался уклониться от щекотливой темы. А еще остановить краску заливающую лицо.

— Она передала мазь, — девушка подсела ближе к нему, — от ожогов. Сказала, что тебе сразу станет легче.

Глаза Элени с тревогой и грустью смотрели на него.

— Ты ее любишь?

Дим не стал убегать от ее взгляда.

— Что с тобой, малышка?

Сестра отвернулась, но он не дал ей уйти, обнял свободной рукой.

— Ты больше не будешь только моим.

— Говорила, что все знаешь, да все понимаешь.

— Я знаю, что так обычно бывает.

— А я знаю, что ты всегда будешь занимать особое место в моем сердце.

— Как и ты в моем, — Элени чуть свободнее улыбнулась, открыла банку и начала наносить мазь на обожженные места.

Сон и в правду был глубоким.

… голубые цветы мягким ковром устилали камни, свет Таллы отражался в зеркальных водах. Серебряные пузырьки стаей взмыли вверх, прозрачные рыбки с посеребренными плавниками, едва заметные серебристые кораллы и голубые цветы на самом дне.

Смех, как звон хрустальных колокольчиков. Губы, складывающиеся в три простых слова.

— Лала…

— Почему Лала? Почему ты так назвал меня?

— Потому что ты — моя Лала. Моя…

— Этим ядом были убиты мои родители.

Его величество задумчивым взглядом провожал взглядом, уходящий день, наблюдая за серебристым небосводом, куда совсем недавно спряталась Талла. Это был его первый визит ко все еще не оправившемуся от ран главному советнику.

— Ты ведь знаешь, как это случилось? — Аурино слегка повернул голову.

Дим кивнул. Убийство Стефана Эллетери и его избранницы было изложено в хрониках императорского Дома. В отличие от своего сына, который редко покидал дворец и его территорию, а если и выходил за ворота, то не дальше Верхнего района и в окружении большего количества гвардейцев, прежний император частенько прогуливался по Эфранору. Общался с народом, устраивал приемные дни, катался верхом по городу, не обременяя свои поездки наличием стражи. В день убийства он вместе с избранницей и наследником ехал в свое имение в пригород Эфранора. Карета была закрытой, поэтому стрела всего лишь чиркнула императрицу по предплечью, а императору засела в колено. Только когда подбежавшая стража распахнули дверцы кареты, оба были в бессознательном состоянии.

— К целителю их доставить не успели.

— Ты помнишь тот день? — тихо спросил Димостэнис.

— Я помню тяжесть тела, когда отец пытался прикрыть меня собой, Лауренте, оттаскивающего меня от него и расцепляющего мне пальцы. Помню, как сэй Дайонте говорил, что меня надо отправить в обитель для умственно отсталых, так как я, по его мнению, очень странно себя вел, — лицо императора перекосила злая усмешка, — как будто ребенок пяти аров от роду должен вести себя иначе, когда убивают его родителей, к тому же на его глазах. Этот яд опасен для нас, шактов. Попадая в кровь любым способом, он моментально парализует хьярт. Организм не успевает перенастроиться на работу без него. Смерть наступает тоже почти мгновенно, от остановки сердца или удушья, вызванного спазмом легких. Пантерри назвал твое сопротивление действию этого яда божественным проявлением. Что по всем правилам целительства и мироздания ты не должен был продержаться такое количество времени.

Димостэнис растянул губы в подобии улыбки.

— Думаю, кое-кого я сильно разочаровал.

— Знаешь кого? — быстро спросил Аурино.

Иланди неопределенно пожал плечами.

— Бриндан поведал мне, что этот яд делается из корней растений, которые растут на пустошах в мертвых землях, либо в горах там, где извергались вулканы. В те далекие времена, когда шло уничтожение шактов, а потом и Большие Войны, смертные широко использовали вытяжку этого растения, расправляясь с одаренными. Настолько хорошо, что почти все наконечники стрел, клинки мечей и ножей были смазаны этим ядом. Тогда это растение и было уничтожено. Его выкашивали, вырывали с корнями, сжигали, землю заливали расплавленным металлом и засыпали камнями, что бы ничего не росло. Изымали уже готовые настойки, убивали целителей, которые знали рецепт, превращали в пепел книги, в которых хоть как-то упоминалось об этом зелье. Прошедшие ары показали, что все было не напрасно. Постепенно память о яде стерлась, и о нем знают лишь единицы, высшие целители, как Пантерри и ему подобные.

— А как насчет противоядия?

Его величество развел руками.

— Бриндан сказал, что о нем упоминается в летописях, как и о самой отраве, но рецептура потеряна как того, так и другого.

— Если все потеряно, то, как это оказалось во мне? — иронично поинтересовался Дим. — И какие доказательства, что это именно этот яд.

— Внешние признаки. Как сказал Пантерри такое ни с чем не спутать.

Император оторвался от окна и прошелся по комнате.

— Мой отец был реформатором. Изменения, которые он внес в жизнь страны, были смелыми и довольно дерзкими, шедшими в противовес давно утвердившимся устоям. Снял ворота с разделительной стены, разрешая смертным жить в верхних районах городов. Создал смешанные обители и классы, даже военные формирования были подвержены этим реформам. В его убийстве обвинили именно смертных. Совет Пяти устроил чистку, убил сотни человек, обвинив их в заговоре и все успокоились. Только вот скажи мне, Димостэнис, зачем было смертным убивать императора, которые для них делал столько хорошего? Они от этого только проигрывали.