Оксана Букия - Серебряный. Отголоски Судьбы [СИ]

Никогда раньше не думал, что можно получать удовольствие от таких простых действий.

— Я видела тебя около дворца, — тихо произнесла Олайя, — когда ты садился на ярха. И почему-то подумала, что ты полетишь сюда.

— Я испугался, что ты уже не придешь.

— Мне нужно больше времени, чтобы добраться до своего летуна.

— Прости, этого я не учел.

Она села рядом. Дим не стал притягивать ее к себе. Знал, что сейчас этого не нужно. Чувствовал эмоции, исходящие от нее.

— Весь дворец гудит как растревоженный улей. Из уст в уста ходит одна и та же сплетня: советники как-то провинились перед его величеством, и он может распустить Совет Пяти.

— Это не совсем сплетня. Скорее всего так и будет.

— Ты имеешь к этому отношение?

Димостэнис кивнул, смотря на нее.

— Зачем ты все время идешь наперекор советникам? Зачем злишь их?

— Это очень долгая история. Началась она не сегодня и длится уже много аров. Когда же закончится никому неизвестно.

— Расскажи мне, — попросила Олайя.

Ее глаза проникали в каждый закоулок души, освещая своей любовью. Близкая и родная. Такая невыносимо родная. Если ей не верить, кому же тогда еще верить в этом мире?

Он рассказал. Про то, как они с Аурино попали в подземелье Дома Иланди, как по очереди спасли друг друга от смерти, как его хьярт был поврежден и про все свои мучения с неподатливым даром, о долгих поисках правды.

— Отец говорил, что это все из-за травмы и я никогда не буду другим. Я почти поверил ему и смирился. А потом эта записка от твоего отца моему, в которой говорилось, что все совсем не так как мне это преподносили. Именно тогда я решил, что в имении Дайонте, в доме хранителя знаний должно быть хоть что-то, что прольет мне свет на истину.

— Ты нашел?

Димостэнис покачал головой.

— Это очень важно для тебя? — едва сдерживая слезы, спросила девушка.

Он непонимающе нахмурился.

— Твой дар, — пояснила она, — ты готов был поплатиться жизнью за это. Ты почти поплатился. Это просто случайность, что ты вышел именно в тот выход из подземелья, что я была там, что успела помочь тебе. Неужели дар дороже жизни?

— Я не могу жить без этого, — просто ответил Дим, — я должен знать кто я и в чем моя сила. Я такой, Лала, и другая жизнь мне не нужна. Прости, если я разочаровал тебя.

Она покачала головой.

Талла спряталась за небосклон, оставив двух людей наедине друг с другом.

— У меня есть подарок для тебя, — произнес мужчина. Он все же не выдержал. Протянул руку, тыльной стороной ладони провел по одной из золотых кос, по щеке, кончиками пальцев по губам.

Димостэнис достал из кармана подвеску из серебра в форме лилии, положил на ладонь, протягивая ей. Девушка легко водила пальчиками по плавным изгибам, по драгоценным камням, капельками росы, застывшими на серебристых лепестках. Перевернула. На обратной стороне были выгравированы его инициалы и герб.

Олайя убрала руку и отвернулась.

Дим прикусил нижнюю губу, сжал ладонь, пряча в ней украшение.

Тишина давила, разрывая два сердца на куски.

— Прости, — глухо произнес он, — я не должен был этого делать. Дарить символ союза тому, кто не является официальным избранником оскорбительно, к тому же запрещено. Просто я решил, раз ты ответила на мое предложение, то между нами уже все решено.

— Мой отец ненавидит тебя, — горько произнесла Олайя.

Дим не ответил. Что тут скажешь?

— После произошедшего сегодня он никогда не даст согласие на наш союз. Ты думал об этом?

— Да.

— И не остановился.

— Нет.

Они повернули головы друг к другу. В ее глазах застыла обида и непонимание. В его боль и вина. Оказывается, самому предавать любимых тоже очень больно.

Димостэнис первым не выдержал и отвернулся, закрыв лицо ладонями.

— Это мой долг, Лала. Я присягнул на верность своему императору и обещал служить ему верой и честью.

Олайя не ответила. Порывисто прильнула к нему, обняла. Стала покрывать поцелуями его руки, закрывающие лицо. Раздвинула ладони, дотянулась до губ.

— Мне все равно, милый, — зашептала она, заглядывая в глаза, — все равно даже если этого никогда не случится. Мне главное знать, что ты меня любишь. Мы сможем как сейчас. Главное, чтобы ты хотел и дальше быть со мной.

— Никогда! — Дим перехватил ее руки, слегка отодвинув от себя, — никогда так не будет. Я все улажу, я дам тебе жизнь, которой ты достойна. В следующий Бал Цветов я сделаю тебе официальное предложение, и наш союз скрепят в храме Зелоса. Ты мне веришь?

Олайя разжала его пальцы, взяла лилию, спрятала в своей ладони.

— Верю тебе, — она вновь прильнула к нему всем телом, — верю в тебя.

Все следующие дни протекали в подготовке к празднику династии Эллетери, а самое главное к шествию императора по улицам города.

Утренние сэты Димостэнис проводил в своем штабе.

— Необходимо вновь прошерстить все нижние кварталы, подкрутить гайки, напомнить, что в городе есть власть, и следует уважать законы. Надо знать, не появилось ли в городе новых партий и как в целом народ относится к предстоящему знакомству со своим правителем, — давал он указания.

— Еще распространите информацию о том, что у императора есть поправки ко многим старым законам, которые он объявит после своего шествия. Что Его Величество мудр и заботится о каждом своем подданном и стремится сделать жизнь каждого лучше. В первую очередь все новшества будут касаться неодаренных. Особенно тщательно донесите это до Диксеритти и его шайки. Лучше всего было бы его просто убрать, но тогда мы испугаем людей. Жители Астрэйелля должны встречать своего правителя с открытым сердцем и чистыми помыслами.

Послеобеденное время Димостэнис пропадал во дворце, где вместе с начальниками императорской гвардии, карателей, «летунов» изаконников дни напролет выстраивал маршруты шествия императора и планы его защиты. В большом зале стоял огромный макет столицы с подробным расположением всех улиц, домов и других объектов. Они расставляли и переставляли фигурки людей, которые должны были быть в том или ином месте в разное время, но каждый раз что-то упускалось из вида и каждый раз на свежую голову начинали все заново. Еще и Аурино, который мог внезапно появиться, послушать, посмотреть, сказать, что он не согласен и что их представление о том, как должен проходить праздник в корне расходятся, что он не доволен и что не будет представать перед своими подданными в броне охраны, из-за которой он не сможет открыто общаться. Потом разворачивался и уходил, не слушая никаких аргументов. Это раздражало и даже бесило всех участников процесса, которые за эти дни сблизились и даже делали попытки понимать и мириться друг с другом.